Но я понимал – скоро все это должно кончиться. Уж больно плотным было месиво, через которое я проламывал путь. Байк начал заметно терять скорость, а до Дерева Смерти оставалось еще метров сто, не меньше…
При этом где-то там, за потоком бесполезных философских размышлений, билась искорка здравого смысла – зачем? На кой тебе надо пробиваться к этим щупальцам, которые ты ничем не уделаешь, даже своей «Бритвой». Любое из них хлопнет раз по макушке, и останется от тебя мокрое место. Так для чего ты все это делаешь?
Но я знал, что все делаю правильно. Откуда? Да кто ж его разберет. Знал – и все. И делал в меру сил, своих и моего мотоцикла.
Которых оставалось все меньше и меньше…
Я уже еле удерживал руль, норовивший вырваться из моих рук. И хотя байк, натужно ревя, все еще двигался вперед, я осознавал, что в моем распоряжении лишь несколько секунд, после которых меня просто разорвут на части.
Уже со всех сторон тянулись ко мне страшные когти, уже скалились в мое лицо черные провалы, некогда бывшие ртами живых людей, и где-то в самом центре моего мозга рождалось мерзкое, холодное, злорадное, многоголосое, чужое хихиканье, отвратительное, будто кто-то методично, с нажимом водил по стеклу ржавым гвоздем.
«Иди к нам, – скрипели потусторонние голоса. – Здесь ты найдешь то, что давно заслужил. Живительный холод и радость полного подчинения. Иди к нам, человек…»
Байк взревел, словно раненый зверь – и заглох. Но за мгновение до того, как мотоцикл тяжело завалился на бок, я соскочил с седла, одновременно выдергивая из ножен мою «Бритву».
Нож сверкал, словно внутри его клинка билась молния. Я рубанул ножом, и ближайший труп развалился надвое, правда, успев перед этим махнуть своей ужасной лапой. Костяные клинки вспороли мой камуфляж и кожу под ним. Плевать, главное, мышцы не порваны. А, значит, продолжаем думать о вечном, не мешая телу делать привычную работу.
Я кромсал ножом направо и налево, ошметки плоти, земли и костей летели во все стороны… но при этом я не продвинулся ни на шаг. Слепки все прибывали, давили со всех сторон, запах разрытой могилы пропитал все вокруг – и я понял, что все бесполезно. Еще пара-тройка секунд, и однозначный финал неизбежен. Ожившее кладбище сомнет меня, задавит массой и похоронит в себе, сделав своей неотъемлемой частью, крошечным атомом кошмарной экосистемы, созданной Деревом Смерти.
И тут сквозь окровавленные прорехи моего камуфляжа ударил свет. Ярчайший, ослепительный и холодный, словно закаленная сталь.
Я на мгновение рефлекторно прикрыл глаза, ощущая при этом, как лютый мороз проникает внутрь меня, распространяясь от медальона, висящего у меня на груди. Было полное впечатление, что еще доля секунды – и я превращусь в ледяную статую.
Первым порывом было сорвать с себя княжий подарок… но я не сделал этого. Напротив, я открыл глаза, рискуя спалить сетчатку нестерпимым светом – и не пожалел. Такое надо было видеть!
Свет, льющийся из-под отворота моего камуфляжа, сфокусировался, и теперь бил точно в цель узконаправленным сверкающим лучом. И целью было Дерево Смерти. Вернее, полупрозрачный энергетический кокон, окружающий его, словно футляр, вырубленный из толстого льда.
Сейчас же этот «лед» таял на глазах.
От того места, куда ударил луч, по поверхности футляра расходились снежно-морозные концентрические круги, буквально пожирающие защитное поле скведов… которым это очень не нравилось. Щупальца нервно дергались, свивались в клубки – и явно старались отодвинуться подальше от смертоносного ледяного пламени.
Слепки, толпящиеся вокруг меня, замерли, превратившись в жуткие, гротескные статуи. Понятное дело, кукловодам сейчас было не до своих кукол – у них появились проблемы посерьезнее, чем уничтожение одинокого психа, прущего с ножом против целой армии нечисти.
Впрочем, этому психу сейчас тоже было не до битвы. Я стоял столбом, ощущая нереальную боль в мышцах и суставах от мгновенно-глубокой заморозки, и ничего не мог поделать. Признаться, неприятно это – ощущать себя неким пушечным лафетом, минометной плитой, подставкой для чужого оружия, никоим образом не подвластного твоей воле. Тем не менее, эффект от него был налицо, и это не могло не радовать, хотя от раздирающей боли в теле я был на грани потери сознания. Только бы Никифор со Степаном не подвели…
И кузнецы не подвели.
Как только снежно-морозное пятно коснулось ближайшего щупальца, со стен Кремля ударили пушки. Тяжелые чугунные ядра засвистели в воздухе… но толку от этого было немного. Два-три ударили в основание Дерева, где защитное поле было еще достаточно толстым, остальные пролетели мимо. Эх, пушкари, ругать вашу маму! Каким местом целились, язви вас в душу? Понимаю, что чугунная пушка это не особо высокоточное оружие, но пристрелять местность по секторам – это ж святое, это ж как закусить после первой, если не хочешь после пятой рухнуть под стол…
Между тем луч начал заметно слабеть, бледнеть и становиться тоньше, на глазах превращаясь из неудержимого потока энергии в тоненькую светлую ниточку. А защитное поле скведов, получившее нехилую пробоину в центре, неуклонно начало утолщаться – с краев поблекшего пятна, постепенно наращивая толщину к середине. И значило это только одно: пройдет меньше тридцати секунд, и слепки вновь начнут двигаться… в отличие от меня, которого холод отпускал значительно медленнее, чем регенерировало защитное поле Дерева. И результатом этого движения будут куски свежемороженного мяса, что останутся от меня, сталкера-идиота, решившего в одиночку победить целую армию нечисти…
И тут с крепостной стены рявкнула пушка. Одна-единственная. И я увидел, как черный шар, ударив в центр Дерева Смерти, взорвался, разнеся осколками на части целый пучок ужасных щупалец. Почти затянувшаяся пробоина в полупрозрачном коконе превратилась в зияющую рану, забрызганную темно-красной, почти черной кровью скведов.
Внутри моего черепа раздался многоголосый ментальный вой, от которого захотелось рухнуть на колени и вонзить нож себе в висок, лишь бы не слышать этого разрывающего мозг, ужасного звука. Но в то же время он привел меня в чувство. Кости ломило, мышцы были словно деревянные, но я все-таки нашел в себе силы сунуть «Бритву» в ножны и выхватить из мотоциклетных чехлов свой «Вал» и потертый АК кузнеца Степана.
Израненные щупальца шевелились внутри поврежденного кокона, словно толстые черви в разбитом стакане – экстренно чинили защиту, надеясь взять реванш. И правда, разрыв в коконе снова стал затягиваться, но я вскинул оба автомата одновременно, и притормозил процесс.
Стрелял я экономными очередями по три патрона, не хотел, чтобы отдача сбила прицел и хоть одна пуля прошла мимо. Непростое это дело, палить из автоматов с двух рук, но расстояние до цели было небольшим, а мое намерение – абсолютным. Поэтому практически все пули легли в разрыв кокона, добавив темной крови на коконе и ошметков щупалец, которыми и так была усеяна земля возле Дерева Смерти.
Вой в моей голове неуклонно приближался к наивысшей точке, за которой всё, конец, потому что подобного не выдержат слабые связи нейронов головного мозга, и он просто взорвется внутри черепа, забрызгав кровью и фрагментами серого вещества внутреннюю часть черепной коробки. Во всяком случае, я твердо знал, что будет именно так, но продолжал стрелять, закусив губу до крови, потому что отдача с двух автоматов, бьющая в отмороженные плечи, это, оказывается, очень и очень больно…