Я лежу и жду ответа, и тут на меня обрушиваются воспоминания. Мертвый Крейтон. Все это как будто происходит снова. Слезы Эллы. Нападение могов. То, как я взяла Марину под руку, и Восьмой сказал: «Пора».
Солнце такое жаркое, что мои волосы лежат на шее и плечах огненным покрывалом. Наконец я с трудом перекатываюсь на спину и рукой заслоняю глаза от слепящего света. Я медленно, понемногу, поднимаю веки. Никого нет. Только песок. Я с трудом поднимаюсь но ноги и словно слышу голос Восьмого: «Я очень надеюсь, что это сработает. Я никогда не пробовал брать с собой кого-то еще». Ну, судя по всему, не сработало – или получилось, но не для меня, не для всех нас. Где оказались Элла и Марина? Они вместе? Восьмой с ними? Мы все в разных краях? Или только я осталась одна? Мой мозг лихорадочно перебирает варианты. Если мы не только потеряли Крейтона, но и разделились, если нас разбросало по всему миру, то мы теперь еще дальше от цели, чем были. Меня тошнит от паники и разочарования. Все наши труды, все, чем мы пожертвовали, – все это обернулось хуже чем просто ничем. Я одна под безоблачным небом и пышущим жаром солнцем и не имею ни малейшего представления о том, где я и как вообще собираюсь искать других людей или членов Гвардии. Я оглядываю горизонт во всех направлениях. Так хочется увидеть, как Марина появляется из-за дюны и машет мне рукой, а за ней следом идет Элла, или Восьмой, смеясь, съезжает с песчаного склона. Но передо мной только безжизненная пустыня.
Я вспоминаю слова Восьмого о том, как работает эта штука. Где бы я ни оказалась, я знаю, что где-то рядом должен оказаться кусок лоралита. У меня, конечно, нет способности к телепортации, но я надеюсь, что все равно смогу как-то использовать камень. Я падаю на колени и принимаюсь копать. Мне неоткуда знать, где он и где начинать поиски, но я в отчаянии. Настолько, что едва замечаю, что песок обжигает мне пальцы. Но мне попадаются только самые обычные мелкие потрескавшиеся от жары камешки. Запыхавшись, обливаясь потом, я наконец останавливаюсь и сажусь. Я не могу позволить себе потратить остаток сил на бесполезное дело. Мне нужно найти воду и убежище. Склонив голову, я прислушиваюсь к ветру, пытаюсь получить какой-то знак, но вокруг нет ничего и никого. Ничего, кроме песка и дюн – насколько видит глаз. Мне не остается ничего другого, кроме как двигаться вперед. Я смотрю на солнце, определяю стороны света по тени и иду по песку. На север. У меня нет никакой защиты от палящих лучей, глаза щиплет от попадающего в них пота, все тело болит от хлещущего по нему горячего песка, и я чувствую себя беззащитной, как никогда раньше. Во все стороны от меня простирается однообразная бесконечная пустыня, и я знаю, что недолго продержусь под палящим солнцем. Я с трудом делаю еще несколько шагов и становлюсь невидимой, чтобы избежать безжалостного жара. Так меня нелегко будет найти, но у меня нет выбора. При помощи телекинеза я поднимаю себя над землей, чтобы мои ноги не касались раскаленного песка. Теперь я выше, но вид отсюда только подтверждает мое предположение о том, что здесь есть только песок, песок и еще песок. Каждый раз, проходя мимо дюны, я щурюсь, пытаясь разглядеть дорогу или любой другой признак цивилизации. Но единственное, что разбавляет монотонный пейзаж, – это дьявольского вида цветущие кактусы и куски окаменелого дерева. Ясное безоблачное небо словно смеется надо мной – на нем нет даже самого крохотного облачка, из которого я могла бы создать грозу.
Разорвав первый кактус, попавшийся мне на пути, я с ужасом обнаруживаю, что в нем недостаточно воды, чтобы утолить мою жажду хотя бы слегка. Наконец, когда силы и воля почти иссякают, на горизонте появляются горы, обещающие призрачную надежду на спасение. Такое чувство, что до них как минимум еще день ходьбы, но точно сказать не могу. В любом случае сегодня я до них не доберусь – и от этой мысли надежда тут же развеивается. Я знаю, что должна найти укрытие.
Я снова становлюсь видимой и надеюсь, что кто-нибудь меня заметит. В небе появляются небольшие облачка – первые за сегодня. Мое сердце от радости бьется сильнее, и я чувствую прилив сил – не думала, что они у меня еще остались. Я создаю грозу, совсем маленькую, прямо надо мной. Дождь получается совсем быстрый, но от этого не менее прекрасный – это единственная причина, по которой я не падаю и не сдаюсь.
Я продолжаю идти вперед, пока не оказываюсь у невысокого заграждения из колючей проволоки. За ним виднеется едва заметная дорога. Это первые признаки цивилизации, которые я видела сегодня, и на радостях я даже прибавляю шаг. Я иду по дороге около мили, прежде чем добираюсь до небольшого холма, переваливаю через него и на другой стороне чудесным образом обнаруживаю очертания нескольких небольших зданий. Я не верю своим глазам. Да нет, не может быть. Это наверняка мираж. Но нет. Чем ближе я подхожу, тем больше убеждаюсь в том, что эти дома, эти признаки жизни реальны. К сожалению, чем ближе я подхожу, тем лучше вижу дыры в стенах. Вместо домов меня ждут только ветхие деревянные остовы, брошенные на произвол жестокой пустыни. Вот что происходит с теми, кто застревает в подобных местах. Я оказалась в городе-призраке.
Пока разочарование полностью не завладело мной, я размышляю, что могло остаться здесь с тех времен, когда здесь жили не только привидения. Водопровод? Колодец? Я обхожу городок, заглядывая в каждый дом, пытаюсь найти источник воды. Я не могу думать ни о чем другом, кроме этой самой простой и самой важной составляющей жизни. Я должна найти воду. В ней нуждаются все, так что она должна быть здесь, где-нибудь здесь, верно? Нет. Во всяком случае, мне не удается ничего отыскать. Видимо, когда-то здесь был колодец, но сейчас от него ничего осталось. Может, его засыпало песком, может, унесли пришельцы – какая разница. Меня охватывает отчаяние, какого я раньше никогда не испытывала. Я одна, без воды, без еды, без нормального укрытия. Я кричу во весь голос:
– Есть здесь кто-нибудь? Пожалуйста! Кто-нибудь!
Где-то справа от меня скрипит деревянная балка – не совсем тот ответ, которого я ждала. Я заглядываю в каждый дом – заброшенные, унылые, один хуже другого. Теперь, когда мое крайнее одиночество очевидно, я устраиваюсь передохнуть в углу здания, которое, похоже, когда-то было магазином продуктов. Чтобы отвлечься я представлю себе дом, в котором полно еды и воды. Я представляю, как готовлю обед для оставшейся Гвардии. Марина сидит между Восьмым и Эллой. Во главу стола я сажаю Джона, и сама устраиваюсь напротив него. Я представляю, что Девятый и Пятый тоже с нами. Они шутят друг над другом и рассказывают о тех местах, где побывали. Все смеются и благодарят меня за пир, а я отвечаю, что просто рада собрать их всех вместе.
– Какой момент на Земле вам больше всего понравился? – спрашивает Марина в моем воображении.
– Вот этот, – говорит Джон. – Прямо сейчас, здесь. В безопасности, со всеми вами.
Мы все соглашаемся и пьем за то, что нашли друг друга. Пятый поднимается из-за стола, выходит и возвращается с огромным шоколадным тортом. Все радуются и передают тарелки. Я пробую кусочек и понимаю, что ничего вкуснее не ела. Разумеется, ничего из этого не произошло. Я просто чокнутая, которая сидит в одиночестве в заброшенном продуктовом магазине посреди пустыни. Наверное, я действительно схожу с ума, потому что когда мои мечты о пире с остальной Гвардией развеиваются, я обнаруживаю, что жую. Жую воздух и довольно улыбаюсь. Я качаю головой и усилием воли прогоняю слезы. Я сражалась с могадорцами, выжила в их застенках и смотрела, как умирает Катарина, не для того, чтобы это все закончилось посреди пустыни. Я поднимаю колени и упираюсь в них лбом. Мне нужно придумать план.