Однако, с другой стороны, наш инструктор по маскировке говорил: «Если ты не можешь стать невидимкой, стань тем, кого не опасаются, или, в крайнем случае, тем, в чье присутствие просто не смогут поверить». И на этот раз я решил действовать по его совету.
На дальнем от аэродрома краю запущенного колхозного сада, в котором и был оборудован наш НП, я притормозил и быстро разделся. Догола. После чего прыгнул в компостную яму, заполненную травой, землей, ветками и полусгнившей падалицей, и принялся старательно натираться грязью и гнилыми яблоками. Воняло – жуть, но подобная маскировка должна была максимально «размыть» мою фигуру для любого наблюдателя, что, вкупе с куда большей, чем у обычного человека, скоростью передвижения, должно было заставить любого увидевшего идентифицировать меня как угодно, но только не человеком – глюком, чертом, волком, вставшим на задние лапы, барабашкой… ну или кем еще, на кого у этого наблюдателя хватит фантазии. И это меня вполне устраивало.
Грузовик с зениткой я нагнал уже в пятнадцати километрах от Быхова, при подъезде к деревне Годылево. Мое предположение о том, что он двинется в сторону Могилева оказалось верным… В тот момент, когда я обошел грузовик слева, на дороге никого не было, так что я, не заморачиваясь, просто применил скачок и запрыгнул в кабину грузовика, на ходу открыв дверь и сбив водителя со своего места движением бедра. От удара его отбросило на унтера, отчего тот едва не вывалился из кабины с противоположной стороны. Но я его удержал, одновременно «приласкав» обоих легкими ударами по голове. Немного. Так чтобы вырубить, а не убить. Мне же нужен был инструктор, который поможет моим ребятам овладеть приемами обращения и обслуживания этого типа зениток… Ну да, вот такой у меня в тот момент появился план. Полтора десятка стволов калибра двадцать миллиметров, чьи снаряды способны пробить броню БА-10 и немецких броневиков на дистанциях свыше полукилометра, и обрушить на врагов град снарядов со скорострельностью более чем две сотни выстрелов в минуту – да что еще надо-то? Но это только в том случае, если мои ребята смогут с ними управиться.
Разобравшись с, так сказать, экипажем «опеля» я ухватился за руль и быстро свернул с дороги, а затем, преодолев пологий кювет, развернулся под углом и вломился в лес прямо через невысокий кустарник. После чего припарковал машину у дерева и развернулся к своим пленникам. Пора было приступать к сбору нужной мне информации.
Первым пришел в себя водитель. Он приподнял голову и недоуменно уставился на ветку липы, буквально перечеркнувшую лобовое стекло, потом повернулся ко мне и ошалело проблеял:
– Was?
Я усмехнулся и рявкнул:
– Name, titel, einheit?
На самом деле его имя, а также звание и к какому подразделению он принадлежал, я уже узнал из зольдбуха и из маршрутного листа, но надо же было как-то начинать разговор.
Водитель рассказал мне все, что меня интересовало. В том числе и сведения об унтере, которому я устроил чуть более долгое отключение, просто прижав и подержав сонную артерию. Ну, чтоб не мешал во время допроса водителя. В отличие от него, на водителя у меня особенных планов не было. Вернее нет, были, но они не предусматривали его оставления в живых.
Так что я довольно дотошно допросил водителя, а затем аккуратно сломал ему шею. Не из природной злобности или, там, ненависти к захватчикам, и даже не из-за того, что мне некогда было с ним возиться. А просто потому, что мне нужен был его труп за рулем этой машины, которая после выгрузки зенитки должна была сбить ограждение моста и рухнуть в реку. Надо же ведь было подсунуть немцам некую достоверную причину того, куда делась машина с зениткой, после того как она благополучно покинула аэродром в Быхове. Ну, чтобы не поднять тревогу раньше времени. А так – вот, пожалуйста, несчастный случай. Ничего криминального, дело житейское… Тем более что глубина реки у того мостика, с которого я собирался сбросить машину, была не слишком большой. И белая табличка номера на заднем борту будет вполне различима. И потому идентифицировать то, что именно это и есть та самая пропавшая машина, труда не составит. Так что все будет тихо. Хотя и ненадолго, дня три. То есть до того момента, пока немцы не поднимут грузовик с трупом водителя и не обыщут место падения несколько раз, окончательно убедившись в том, что ни унтера-ремонтника, ни самой зенитки на дне реки нет. Но нам этих трех дней на все про все должно было хватить с головой.
В базовый лагерь, где располагался батальон, зенитку приволокли на руках. Ну, да и весила-то она всего килограмм четыреста. Без колесного хода, который отсоединили, чтобы не оставлять колею. И который оставили в кузове. Авось если найдут кроме грузовика еще и колесный ход от зенитки, воодушевятся еще часа на три поисков, которые, кто знает, могут оказаться для нас очень нелишними. А уже вечером у нас начались первые тренировки вновь сформированных расчетов. Развернуть, навести, дать пристрелочную (вхолостую, конечно, тем более, что снарядов все равно не было), скорректировать, дать длинную, перевести на другую цель, поменять дисковый магазин…
После первых пяти отработок я оставил тренировку расчетов на ротных, а сам выдвинулся на НП. Предстояло точно определить наземные сектора обстрелов для каждой из пока еще находящихся в немецких руках зениток и распределить для них цели. Причем цели надо было назначить с учетом того, что часть Flak’ов при захвате вполне может получить повреждения. Так что пару из них надо выделить на подстраховку, на случай если повреждены будут именно те зенитки, которые изначально планировались для подавления наиболее важных целей. А также определить цели уже для них, ежели захват произойдет без потерь. Кроме того, нужно было определить пути подхода того личного состава, на который возлагалась задача «зачистки» и «контроля». Ибо, если часть пехотного прикрытия и можно было бы оставить недобитой, то инженерно-технический персонал и особенно пилотов надо было уничтожить полностью. А для этого нужно подойти к каждому и добить раненых. Двадцатимиллиметровый снаряд, конечно, вещь серьезная, и, скорее всего, убьет человека при попадании в любую часть тела, даже в руку или ногу (смерть от болевого шока), однако эффективностью плазменного концентрата, наносящего сплошное поражение небронированным целям в радиусе семи метров от точки попадания все-таки не обладает… Ну и отказываться от использования своего собственного вооружения я тоже не собирался. Несколько «максимов», способных буквально поливать цели огнем, будто из брандспойта, не опасаясь перегрева и заклинивания, и с дальностью эффективного огня свыше километра, тоже не помешают. Как и MG-34 из числа тех, что мы сможем захватить исправными на пулеметных точках. Так что над планированием операции предстояло еще сильно попотеть…
К следующему вечеру план был полностью готов. А ночью даже частично отработан на колхозном поле в трех километрах от лесного массива, в котором располагался наш лагерь. Правда отработали там в основном выдвижение и… ожидание. Я вместе с ротными и взводными командирами заставил бойцов три раза проползти требуемое расстояние, а затем лежать неподвижно в течение часа, без единого шевеления, звона или стука. В принципе, после этой тренировки я убедился, что мои ребята точно преодолели первый уровень антропрогрессии. А кое-кто, скорее всего, и вплотную приблизился ко второму. Ибо научиться так концентрироваться без перехода хотя бы на первый уровень вряд ли возможно… Ну да война – очень хороший тренинг. Либо учишься тому, что помогает тебе выжить, либо гибнешь.