Элита элит. Кадры решают все - читать онлайн книгу. Автор: Роман Злотников cтр.№ 16

Кроме того, отцу удалось перетянуть в Адамовку и старшего брата, который тоже вцепился в работу, как говорил дед – «як дите в мамкину титьку». Поэтому никого в селе не удивляло, что к двадцать шестому году братья выбились в местные богатеи. Кроме вполне богатых собственных крестьянских хозяйств они на паях владели маслобойкой и держали постоялый двор на окраине Николаева, в который, по большей части, и отправлялась продукция крестьянских хозяйств обоих родственников. Впрочем, если честно, не только их двоих, но цену братья за продукты давали честную. Поэтому хоть и завидовали им многие, но ненависти ни у кого не было. Все видели, что этот достаток братья подняли своим горбом… Ну дык для того ж и революцию делали, и Декрет о земле наша Советская власть принимала, чтобы упорные и работящие по своему разумению себе достаток, а то и богатую жизнь зарабатывали. Так что перспективы перед братьями виделись просто отличными. Отец Миколы даже ездил в Одессу, присматривать место для нового постоялого двора…

Но тут грянула коллективизация.

Нет, героя-котовца никто не раскулачивал. Не успели. Отец Миколы всегда умел держать нос по ветру, а членство в уездном совете и правлении потребкооператива позволило вовремя получить информацию о грядущих переменах. Так что он лично привел на колхозную конюшню всех своих коней, а в колхозный коровник трех из четырех коров. Гусей, уток и кур в подавляющем большинстве наскоро забили и продали на рынке, оставив только три несушки. И все это под жуткий вой матери и яростную ругань деда, едва не повисшего на руках отца, когда он открывал конюшню.

– Не отдам! – орал дед. – Своими горбом все заработали! Нехай в твой колхоз Гнатюки идуть! А нам и без яго хорошо.

Но, как позже выяснилось, это было очень правильное решение – конечно, не сохранившее прежний достаток, зато сохранившее свободу. Остальные же шесть зажиточных и более двух дюжин пусть и слегка более обеспеченных, но вполне себе середняцких семей, которые решили до конца отстаивать свое добро, все равно лишились его. Только вместе со свободой. В том числе и дядька Миколы, до конца отказывающийся вступать в колхоз и отдавать свою скотину и инвентарь «голи подзаборной, которая даже на лошадь себе не смогла заработать». Когда его, связанного и слегка избитого сажали на телегу, на которой уже было сложено три узла с вещами (все, что им разрешили забрать с собой по постановлению о выселении кулацкого элемента) и сидела его жена, тетка Дорна и трое двоюродных сестер Миколы, он зло бросил отцу:

– Ну и где твой Декрет о земле, брат? Да вы хуже царя! При нем хоть семью из дому не гнали!

– А ну молчать, кулацкая морда! – зло рявкнул командир комсомольского оперативного отряда, который и проводил выселение, и недобро покосился на стоящего рядом отца Миколы. Больше дядю Микола никогда не видел [23] …

После этого в отношении власти к отцу что-то серьезно поменялось. Впрочем, возможно дело было в том, что большинство тех, кто вместе с отцом был властью раньше, до этого парового катка, прокатившегося по деревне в связи с объявлением курса на сплошную коллективизацию – ныне уже властью не являлись. Кто был выселен как кулак или пособник, кто ушел сам, опасаясь за себя и своих детей, а кто просто бросил все и уехал из родных мест, не желая не то что участвовать, но даже видеть то, как новая власть, за которую они дрались на Гражданской войне, за которую умирали и убивали, показала им, крестьянам, кузькину мать, подло обманула их, отринув, как это четко сформулировал дядька Миколы, свой же собственный Декрет о земле, и снова принявшись силой – винтовкой и наганом – загонять крестьян в новые латифундии.

Неужто любая власть такова? И десяти лет не прошло, как свергли прошлую, лживую и плюющую на свой народ власть Временного правительства, которое сменило еще более отсталый и дремучий царизм, – и вот новая, вроде как вполне себе народная власть идет по той же кривой дорожке. Ведь понятно же, что все эти разговоры насчет того, что только сплошная коллективизация позволит использовать в деревне трактора и другую технику – полная глупость. Тот же «Фордзон-Путиловец», выпускаемый в бывшей столице, ныне переименованной в честь Ленина в Ленинград, ажно с 1923 года, вполне себе был бы к месту и в крестьянском хозяйстве отца Миколы. Отец даже ездил в этот самый Ленинград, к сослуживцам, прицениться и поискать, как бы можно приобрести столь полезную машину. Но – бесполезно. Частникам ее не продавали [24] … Как бы там ни было, с новыми руководителями отец общего языка не нашел. Хотя пытался. Но видеть то, как поставленный в председатели бывший харьковский рабочий-металлист Гнатюк, из двадцатипятитысячников [25] , рушит все, созданное его же собственными руками, отец просто не смог… Пусть даже все это уже было как бы не его, а колхозное. Но и сделать ничего тоже было невозможно. На все советы и предложения отца Гнатюк только багровел и рычал: «Заткнись, контра! Как я сказал – так и будет!». Главный же его благодетель, Григорий Иванович Котовский, к тому времени уже был мертв.