– Передашь ей объект Потапова. А его группу оставим здесь. В засаде. Если начальство задержится и не появится до нашего отхода, они должны будут его принять по-тихому и обеспечить нам еще кое-какой временной запас. Чем позже немцы узнают, что у них в тылу появились мы, тем легче нам будет этой ночью. Так что пусть готовится. Потапова – ко мне, проинструктирую лично. Остальным – начало выдвижения через три часа. Подъем – через два. Перед выдвижением будет еще один прием пищи, а то когда в следующий раз удастся покормить людей горячим – один бог ведает. По поставленным задачам вопросы есть?
В ответ все отрицательно загомонили.
– Ну что ж, хорошо. Доведите приказ на операцию до подчиненных. И еще раз подчеркну – пусть командиры групп очень внимательно спланируют отход. Уничтожить объект – только полдела. Даже отойти от него без потерь – только три четверти. Нам нужно, чтобы после этого немцы еще и искали бы нас там, где нас на самом деле не будет. Вот тогда можно считать, что мы выполнили все наши задачи на сто процентов. Тем более что шанс у нас на это есть. И большой. Не думаю, что немцы сегодня имеют здесь, в прифронтовой полосе, специально обученные подразделения, предназначенные для поиска и задержания диверсантов. А вот через пару дней я уже не буду в этом уверен. Так что нам надо выжать максимум возможного из имеющегося у нас в данный момент временного преимущества… Ладно, свободны.
Группу из трех человек, выдвинутую для восстановления связи, разведчики приняли тихо. В итоге через два с половиной часа после последнего состоявшегося сеанса телефонной связи на лавке в штабной избе вместе с фельдфебелем-ремонтником был усажен еще и унтер-связист. Остальных разведчики в плен не брали. Новых данных связист практически не сообщил, только уточнил последние сведения по дислокации уже отмеченных на карте по итогам допроса фельдфебеля подразделений. Особых изменений пока не было. Это было объяснимо: по рассказу унтера выходило, что немцам удалось оттеснить подразделения сто пятьдесят первой дивизии с занимаемых позиций, но фронт пока прорван не был. Поэтому никакие тыловые подразделения, на которые и планировались налеты, с места пока не сдвинулись… А вот потери на данном этапе наступления уже оказались куда большими, чем ожидалось. Вышестоящее немецкое командование было сим фактом страшно раздражено и усиленно передавало это раздражение по всем доступным каналам связи, отчего осведомленность унтера и оказалась столь широкой…
Начальство же ремонтников в лице тыловика-гауптмана появилось еще через полтора часа после связистов. Как видно, так и не дождавшись ни ремонтно-эвакуационной группы, ни восстановления связи, тот решил лично отправиться поторопить подчиненных.
К тому моменту батальон уже начал выдвижение из деревни. Сигнал от секрета на дороге пришел аккурат в то время, когда большая часть батальона уже скрылась в лесу, а хвостик из пяти десятков бойцов, в основном из состава минометной батареи и комендантского взвода, все еще преодолевал выпас, располагающийся между задними дворами и опушкой леса. Головатюк, решивший остаться с группой Потапова, чтобы проконтролировать засаду и последующий отход, выскочил из избы и, проскочив огороды, громким свистом привлек внимание комбата, двигавшегося в колонне батальона вместе с комендантским взводом. Тот резко развернулся и, правильно интерпретировав жест ротного, движением руки подал сигнал «залечь». То, что произошло потом, наполнило сердце старшего сержанта гордостью за свое подразделение. Несколько десятков бойцов мгновенно упали в траву там, где стояли. Замешкалось только человека три-четыре из нового пополнения. Нет, боевой язык жестов все они также знали – зачет по нему был одним из первых среди тех, которые они сдали. Но одно дело доложить знание сигнала на зачете, а другое – суметь мгновенно отреагировать на него в боевой обстановке. Вот парни и замешкались… Ну да ничего, опыт – дело наживное. Мы научились – и эти научатся.
Так что к тому моменту, когда «кюбельваген»
[13]
с гауптманом, в сопровождении двух мотоциклов с коляской, похоже, приданных гауптману на случай неких непредвиденных обстоятельств, въехал в деревню, в ней ничего не показывало присутствия русских солдат. А вот признаков присутствия немецких было хоть отбавляй. Причем, все они были вполне себе безмятежными – на натянутой веревке было развешано на сушку десяток нижних рубах и четыре мундира, на дальней околице два человека, по пояс голых, но в немецких галифе и сапогах, рубили дрова и укладывали поленницу, а в распахнутых воротах одного из дворов носом на улицу стоял «Бюссинг-НАГ», занимая весь проем ворот. Водителя в кабине грузовика не было, но со двора слышался какой-то звон железа по железу и рев фельдфебеля, на чем свет стоит костерившего каких-то «безруких идиотов».
Гауптман, вылезший из кабины остановившегося «кюбельвагена», услышав эти перлы, зло сплюнул и решительным шагом двинулся к полуоткрытой калитке. А немцы на мотоциклах, до того настороженно зыркавшие по сторонам, облегченно расслабились и обменялись понимающими улыбками. Похоже, ничего серьезного, что предполагало начальство, из-за чего их экипажи оторвали от подготовки к выдвижению и отправили на сопровождение этого капитана, здесь не произошло. А вот эти толстожопые ремонтники явно нарвались на нехилую разборку. Один из пулеметчиков откинулся назад, выудил из кармана брюк пачку сигарет и что-то проорал двум «дровосекам»… А в следующее мгновение со стороны приоткрытых ставень той самой избы, возле которой они остановились, послышалось приглушенное: «Сз-тынс…» – и практически сразу же еще несколько: «Сз-тынс, сз-тынс, сз-тынс-с-с…»
Когда Головатюк, бросив самострел со спущенной тетивой, выскочил на улицу, все уже было кончено. Все четверо мотоциклистов, получив по болту, изготовленному из заточенного шомпола трехлинейки еще к моменту их первого нападения на концлагерь (ой как давно это было), были быстро добиты ножами бойцами группы Потапова. Гауптмана приняли еще раньше, сразу после того, как он вошел в калитку. Старший сержант облегченно выдохнул и утер пот.
– Ну что ж, Головатюк, – удовлетворенно произнес комбат, отчего-то оказавшийся за калиткой, в которую вошел гауптман, а не на выгоне, где его последний раз видел ротный. – Похоже, ты подарил себе и нам еще не меньше пары часов. А вот потом – жди гостей. Не думаю, что они еще раз полезут столь незначительными силами в «черную дыру», где тихо и бесследно исчезают их связисты, ремонтники, офицеры и – он окинул взглядом пару оставшихся без седоков мотоциклов – мотоциклисты. Так что мишеней для стрельбы у вас будет предостаточно. Но ты не увлекайся, постреляй – и ходу. У нас еще очень много дел, – он покосился на гауптмана и закончил: – Впрочем, я у тебя тоже еще немножко задержусь, поговорю с господином гапутманом. Может, что интересное расскажет. А ты… знаешь, что – отгоняй «Бюссинг» и «кюбельваген» с мотоциклами к остальным машинам и зажигай их. А то кто знает, может, немцы и быстрее появятся. А нашему костерку время нужно, чтобы разгореться как следует. Чтоб уж точно все собранное не смогли реанимировать никакими ремонтами – только в переплавку…