Андрей, будучи в цейтноте, поступил просто. За небольшие деньги он нанял мальчишек, постоянно толкавшихся на торгу и ищущих, кому помочь поднести покупки за полушку или постеречь товар. Каждый из пацанов отвечал за свой квартал. Вечером они докладывали ему, сколько раз и во сколько по времени появлялись патрули наёмников. За два дня он приблизительно понял схемы обходов ляхов.
Едва Андрей вошёл в комнату, как Шуйский вскричал:
– Ну наконец-то! Заждались мы!
– Как и было уговорено – вечером.
– Войска идут, всё готово. К ним сейчас выезжает князь Иван Семёнович. Ты же, Григорий, направляйся прямиком к своему есаулу. Пропустит – хорошо, а нет – вырубим всех! Сила за нами теперь великая! Настали долгожданные дни! Близок конец самозванца!
Андрей знал, что Голицын и сам успел поучаствовать в боях, продвигая самозванца на трон. Да только тот обидел его, едва не положив на плаху, чем и предрешил заговор.
Андрей кашлянул, привлекая внимание князей. Они уже не обращали на него внимания, обсуждая, кто из них и через какие ворота войдёт в Кремль.
– Судари милостивые! Есаул тоже хочет поучаствовать в изгнании поляков. Дозволите?
– Пущай! Даже лучше будет, если он во главе первым подъедет к полякам, что въезд в Кремль охраняют. Внимание отвлечёт, да и порубит поганых!
– Так и передам.
– Ступай, время – деньги!
Начало темнеть. Андрей беспокоился: не перевели ли есаула на другой пост, не пьян ли он? На его счастье, и казачий сотник оказался на месте, и трезв был как стёклышко, только смотрел хмуро.
– С чем пожаловал?
– Время действовать! Ты не передумал?
Есаул подобрел лицом:
– Давно пора. Когда?
– Сегодня. Ещё немного – и к заставе подойдут войска. Предупреди своих, чтобы панику не поднимали и не вздумали применить оружие – даже хвататься за него. Вмиг порубят.
– Ха! Порубят! У меня здесь два десятка опытных рубак!
– Супротив нескольких тысяч? Да ты шутник, есаул. Схарчат и не подавятся!
– Мы же договаривались, что и я со своими людьми поучаствую?
– Всё договорено. Как только голова колонны подойдёт, поедешь впереди. При встрече с польским дозором постарайся их заболтать, пароль назови, а хочешь – руби всех в капусту. Только условие одно.
– Какое? – Глаза есаула в предвкушении сабельной рубки уже хищно горели.
– Чтобы ни один из них не ушёл, своих предупредить не смог.
– Принимается.
– Как войска к Кремлю подойдут – к Спасским воротам, попытайся подъехать спокойно да напади внезапно. Надо, чтобы ляхи ворота закрыть не успели.
– И это сделаю! – Есаул молодцевато огладил усы.
– И личная просьба у меня.
– Сказывай!
– Лошадь бы мне да саблю – сам хочу поучаствовать.
– С саблей проще. Вон в углу стоят пики, и там же – сабли, выбирай. А вот с лошадью хуже. Своего коня подобру ни один козак не отдаст, а заводных нет.
Есаул вышел из избы. Андрей при неверном свете свечи выбрал себе саблю – козачью, видавшую виды, с зазубринами на лезвии. Для одного боя вполне сгодится. Он нацепил ножны на пояс, выхватил саблю и взмахнул ею в воздухе. Из ножен клинок выходил легко. Он вернул саблю в ножны и вышел из избы.
Есаул стоял у рогаток, окружённый козаками.
– Это свой, из москвичей, боярин. Слушаться его, как меня! – распорядился есаул.
Хоть и далековато было до козаков, метров десять, но Андрей сказанное услышал. Боярином он не был, но разубеждать есаула и козаков не стал – больше уважать будут. Хотя что скрывать – лестно было. Стало быть, сумел внушить сотнику, что не простой он горожанин.
Вскоре послышался глухой шум – к заставе приблизилось большое войско.
– Убрать рогатки, – распорядился есаул.
Козаки растащили в стороны загромождение, освободили проход. Из темноты, на освещённую факелами площадку перед заставой выехал дозор, держа наготове оружие. Из-за них выехал на коне князь Куракин. Андрей подбежал к нему:
– Всё готово, князь, застава наша.
– Передай есаулу – пусть со своими людьми вперёд едет. И ты веди по улицам, что разведал.
– Коня у меня нет, князь.
– Коня проводнику! – распорядился Куракин.
Привели коня. Андрей вскочил в седло.
– Мыкола, едем. Я впереди, ты рядом. Если на польский дозор наткнёмся – руби.
– Слушаюсь!
Козаки вмиг вывели коней, которых до того держали за избой заставы, и взлетели в сёдла. Тронулись.
Андрей и Мыкола ехали бок о бок. Москва уже спала, не светились окна, на улицах было пустынно.
За козаками ехала конница, шли пешцы. Странно и волнующе было ощущать за собой грозную силу в несколько тысяч человек.
До Красной площади добрались без стычек. И тут произошла первая осечка: ворота были заперты, и только по стенам расхаживали караульные. Ни одному из отрядов не удалось проникнуть в Кремль, но все двенадцать ворот были блокированы подошедшими войсками. Видимо, князь Куракин имел на этот счёт указания.
– Никого не впускать и не выпускать! – приказал он. – Птичка в клетке!
Войска привычно расположились на площади, лошадей отвели к Москве-реке. Почти вся немаленькая Красная площадь была занята воинами.
В четыре часа утра ударил колокол на Ильинке, у Ильи-пророка на Новгородском дворе, и разом заговорили все московские колокола. Над Москвой поплыл тревожный перезвон, на площади стал собираться народ. Он всё прибывал и прибывал, люди являлись даже с самых дальних улиц. На площади и улицах вокруг Кремля стало тесно. Народ был в гневе, возмущён. Ещё полгода назад самозванца встречали на Москве восторженно, едва ли не боготворили, теперь же кричали:
– Долой поганца! Долой иноземца! Веру Христову предал! Вон из Кремля! Казните его!
Волнение с каждым часом нарастало. Гнев народный требовал выхода, и потому кто-то выкрикнул:
– Бить ляхов до смерти!
Крик был услышан – народ ринулся к заставам и казармам. Встреченных на улицах поляков били палками, кололи вилами, рубили саблями и топорами, вымещая всё зло за многочисленные глумления поляков над народом русским.
Но поляки умирать не хотели и оборонялись до последнего – всё-таки они были воинами опытными и имели оружие. На каждого убитого поляка приходилось по три-пять убитых москвичей.
А на казармы двинулась часть войск – они сошлись в жестокой схватке. Но тут всё решило численное превосходство русских – против одной польской сабли было десять русских.
К полудню все поляки и часть козаков, находившихся вне стен Кремля, были убиты. Но народ только распалился.