– Невежливо. – Карие с прозеленью глаза полыхнули. – Я просто милая девушка, спорхнула поразвлечься.
– Откуда спорхнула?
– Сверху. Откуда обычно спархивают.
Джейкоб сел напротив, однако не слишком близко. А то кто его знает.
– Как же вы затащили меня в машину? – спросил он.
– Вы, что интересно, передвигались самостоятельно и слушались моих указаний. Удивительно. Будто у меня завелся личный робот или автомат. Вы всегда такой?
– Какой?
– Послушный.
– Я бы не сказал.
– Так я и думала. Но мне глянулось командовать. В кои-то веки. Вообще-то, у меня был свой интерес. Я лопухнулась. Подруга – вот она-то коповская мочалка – свалила с каким-то придурком. В своей машине. Три часа я вас убалтывала, а теперь подвезти меня некому, заведение закрывается, и приключения мне ни к чему. На такси жалко денег. – Она лучезарно улыбнулась. – Абракадабра, и вот я здесь.
Она его убалтывала?
– И вот мы здесь.
Длинные пальцы ее тихонько оглаживали мягкий белый талес.
– Вы извините, я ночью озябла, – сказала она.
– Так надели бы что-нибудь, – ответил он и тотчас подумал: «Дубина! Не дай бог оденется».
Она потерлась щекой о плетеную бахрому:
– Похоже, очень старый.
– Дедушкин. А ему достался от его деда, если верить семейным преданиям.
– Я верю. Конечно. Что у нас есть, кроме преданий?
Она встала и скинула талес, явив божественное гибкое тело, сияющее, точно атлас.
Джейкоб машинально отвел взгляд. Черт, вспомнить бы, что было. Хоть фрагмент. Вот уж пища для фантазий на месяцы вперед. В детской непринужденности, с какой девушка оголилась, не было ни капли обольщения. Она ничуть не стыдилась своей наготы. А чего он-то засмущался? Любуйся, коль выпал случай.
Девушка аккуратно втрое сложила талес и, перекинув его через спинку стула, поцеловала кончики пальцев – привычка еврейской школьницы.
– Вы еврейка, – сказал Джейкоб.
Глаза ее позеленели.
– Всего лишь шикса
[3]
.
– Шиксы так себя не называют, – возразил он.
Девушка насмешливо разглядывала бугор, выросший под его трусами.
– Вы зубы почистили?
– Первым делом, как проснусь.
– А вторым?
– Помочиться.
– А третьим?
– Наверное, это зависит от вас, – сказал он.
– Вы мылись?
– Лицо.
– А руки?
Вопрос ошарашил.
– Вымою, если хотите.
Она лениво потянулась всем роскошным телом. Безудержное совершенство.
– Вы симпатичный, Джейкоб Лев. Примите душ.
Не дожидаясь горячей воды, он встал под струи и яростно тер гусиную кожу. Вышел розовый, в боевой готовности.
В спальне ее не было.
В кухне тоже.
Двухкомнатная квартира – поисковый отряд не требуется.
И талес исчез.
Клептоманка с пунктиком на религиозных атрибутах?
Мог бы сообразить. Такая девушка – значит, где-то убудет. Законы вселенской справедливости требуют баланса.
Стучало в висках. Джейкоб плеснул себе кофе, уже потянулся в шкаф за бурбоном, но решил: все, завязываю, допился. Опорожнил бутылку в раковину и пошел в спальню проверить комод.
Талес уютно примостился между синим вязаным свитером и потертым бархатным мешком с тфилин. Знак любезности либо укоризны.
Поразмыслив, Джейкоб выбрал второе. Она ведь проголосовала ногами.
Милости просим в наш клуб.
Глава третья
Голый и растерянный, на корточках он сидел перед комодом, и тут звякнул дверной звонок.
Передумала?
Кто бы возражал.
Джейкоб кинулся к двери, на ходу сочиняя остроумную реплику, и потому был совсем не готов увидеть двух бугаев в просторных темных костюмах.
Один – светлый шатен с щеточкой ухоженных черных усов.
Другой – румяный крепыш, печальные коровьи глаза в обрамлении длинных девичьих ресниц.
Точно отставные полузащитники. Их пиджаки сошли бы за автомобильные чехлы.
Оба ухмылялись.
Здоровяки расплылись в дружелюбных улыбках, глядя на съежившийся Джейкобов член.
– Хорошо висит, детектив Лев, – сказал шатен.
– Секунду, – ответил Джейкоб.
Захлопнул дверь. Обмотался полотенцем. Вернулся.
Оба не шевельнулись. Еще бы. При таких габаритах любое движение требует уймы сил. Нужен веский повод. Никак иначе. Стоп машина. Суши весла.
– Пол Шотт, – представился шатен.
– Мел Субач, – сказал румяный. – Особый отдел.
– Не слыхал, – ответил Джейкоб.
– Показать удостоверение? – спросил Субач.
Джейкоб кивнул.
– Придется расстегнуть пиджак, – вздохнул Субач. – И вы увидите наши пушки. Переживете?
– По очереди, – сказал Джейкоб.
Субач, а за ним Шотт показали золотистые бляхи, прицепленные к внутренним карманам. В кобурах были обычные «глок 17».
– Порядок? – спросил Субач.
Вроде бы. Копы? Да. Бляхи настоящие.
И все же порядок ли? Вспомнился ответ Сэмюэла Беккета на реплику приятеля, мол, в такой славный денек хочется жить: слишком сильно сказано.
– Чем могу служить? – спросил Джейкоб.
– Не откажите в любезности проехать с нами, – сказал Шотт.
– У меня выходной.
– Дело важное.
– Нельзя ли конкретнее?
– К сожалению, нет, – сказал Субач. – Вы позавтракали? Может, закинете пару плюшек?
– Я не голоден.
– Наша машина за углом, – сказал Шотт.
– Черная «краун-вика», – уведомил Субач. – Садитесь в свою машину и езжайте за нами.
– Только наденьте штаны, – добавил Шотт.
«Краун-вика» держала умеренную скорость и аккуратно включала поворотники, дабы «хонда» Джейкоба не отстала. Джейкоб решил, что их путь лежит в голливудский отдел, где он работал до недавнего времени. Однако поворот с Вайн-стрит на север опроверг гипотезу. Они ехали к Лос-Фелису, и Джейкоб нервно ерзал.
Через семь лет службы Джейкоб был еще зелен для убойного отдела, но ему дважды повезло: во-первых, вышла директива благоволить к выпускникам колледжей, а во-вторых, ветеран, который тридцать лет высаживал по три пачки в день, как раз дал дуба, освободив теплое местечко.