– Вы совершили непоправимую ошибку, – сказал он.
– Мы рассчитывали на вас, – сказал Субач.
– Вы нас подвели.
– Непоправимо оплошали.
– Он такой же, – сказал Шотт. – Совсем как она.
Они окружили его. Скрежетали их зубы, угольями полыхали глаза, множились голоса гневного хора – и вот их уже не три, а сорок пять, семьдесят один, двести тридцать один, шестьсот тринадцать, восемнадцать тысяч, тысяча тысяч голосов, грозный гудящий хор, двенадцать на тридцать, и еще на тридцать, и на тридцать, и на тридцать, и снова, и снова на тридцать, и на триста шестьдесят пять тысяч мириад…
Джейкоб спаял располовиненное сознание и самостоятельно поднялся.
Орды певчих сгинули, и осталось лишь трио немолодых копов в дурно сшитых костюмах и дешевых галстуках.
Седые пучки над ушами Маллика. Обтянутое рубашкой пузо Субача. Шотт выставил руки, словно Джейкоб в праведном негодовании вот-вот всех изничтожит.
И сказал Джейкоб:
– Прочь с дороги, будьте любезны.
Он прошел сквозь шеренгу здоровяков и поднял с земли дробовик.
– Вы не ведаете, что натворили, – откликнулся Маллик. – Не ведаете.
Джейкоб дослал патрон в ствол:
– Зато знаю, что делаю.
В саду было безветренно, сумрачно и тихо. Перед глазами еще плыло, но к прежним органам чувств словно добавились новые: Джейкоб улавливал возню букашек в земле, шорох испуганного зверька, притаившегося в кустах, чуял живую душу всего сущего.
Вдоль солдатского строя деревьев он крался на хрип тяжелого дыхания, слышного в фиговой рощице.
Силуэт в водянисто-серой ауре сидел на земле, привалившись к стволу.
Джейкоб вскинул дробовик:
– Лечь и не двигаться.
Пернат не ответил. Мертвый, что ли? Джейкоб подошел ближе. Нет, жив: аура трепещет в такт прерывистому дыханию.
– Мордой в землю, – приказал Джейкоб. – Выполнять.
Пернат поднял голову, вздохнул. Потом рука замахнулась, тело нырнуло вперед и Джейкобу в бедро вонзился стеклянный осколок.
Подавившись вскриком, Джейкоб отпрянул, но запнулся о корень и грохнулся оземь, выронив ружье. Боль мгновенно раздулась до самой поясницы. Скребя ногами, Джейкоб подполз к ружью.
Пернат даже не попытался завладеть оружием.
Он уронил голову на грудь, губы его кривились в довольной усмешке.
Джейкоб глянул на ногу – восьмидюймовый осколок наполовину вошел в бедро. Кровь пропитала джинсы. Замутило. Дрожащими руками Джейкоб сорвал с себя рубашку и перетянул ею ногу у промежности. Обломком ветки туго закрутил повязку. Волной поднялась тошнота. Джейкоб ее сглотнул, взял дробовик и подковылял к Пернату, держась на расстоянии.
Архитектор сидел, положив руки на колени и прикрыв глаза.
– Реджи Черед. Терренс Флорак. Клэр Мейсон, – сказал Джейкоб. – Кого еще добавить в список?
Пернат улыбнулся шире, показав измазанные кровью зубы. Кровь пузырилась из ноздрей. Серая вязкая аура мигала. Он умирал, не раскаявшись. Джейкоб поискал слова, которые лишат убийцу покоя.
Но так ничего и не сказал. Не о чем говорить. Повязка набрякла кровью, вновь подкатила дурнота.
Уткнув ружейный ствол архитектору в горло, Джейкоб всем весом навалился на приклад. Кадык Перната лопнул, точно мокрая картонная коробка под сапогом, глаза вылезли из орбит. Архитектор захрипел и задергался.
Джейкоб сосчитал до десяти и ослабил нажим, дав Пернату чуть отдышаться. Потом снова навалился, считая до десяти.
Он сделал так еще одиннадцать раз – за каждую известную ему жертву. В саду слышались голоса трех верзил, окликавших его. Джейкоб. Он снова упер ствол Пернату в горло. Джейкоб, где вы. Напоследок придавил – на счастье.
Джейкоб. Джейкоб.
Потом дернул собачку и отстрелил Пернату голову.
Отдачей его отбросило назад. Падая, Джейкоб откликнулся: Вот я.
Глава пятьдесят шестая
– К вам пришли, – сказала медсестра.
Отец, подумал Джейкоб, кивнул и зачерпнул еще овсянки. Штора отдернулась, вошла Дивия Дас.
– Привет. – Джейкоб отер рот.
Дивия огляделась, куда бы сесть, не решаясь занять неприбранную раскладушку рядом с кроватью Джейкоба.
– Отец ночевал. Садитесь. Он не обидится.
На подушке лежала «Книга Зоар»
[66]
, которую читал Сэм. Дивия переложила ее на тумбочку и села, примостив на колени оранжевую спортивную сумку.
– Стало быть, идем на танцы, – сказал Джейкоб.
Дивия улыбнулась:
– Как вы себя чувствуете?
Первую ночь в больнице Джейкоб не помнил. Украдкой заглянув в историю болезни, он узнал, что в приемном покое объявился самостоятельно, но бредил и неистовствовал. Видимо, троица копов подбросила его к больнице и укатила. Чтобы его утихомирить, понадобились два врача и три санитара. Чтобы снять алкогольный психоз, ему кололи барбитураты и витамин В, а также ставили капельницу с физраствором, нейтрализуя кровопотерю. Рану на бедре аккуратно заштопали.
Видения больше не являлись; стало легче, однако временами накатывала грусть. Мир представал суровым и плоским. Больничный линолеум, захватанные поручни, резкий свет. Сколько ни спи, проснешься разбитым. Вялому, расслабленному, напичканному лекарствами все безразлично.
Такое впечатление, что ты разом здоров и при смерти, заточен и свободен, благословлен и проклят.
– Саднит, – сказал Джейкоб.
– Вы позволите?
Джейкоб кивнул.
Приподняв край тонкого больничного одеяла, Дивия осмотрела его забинтованное бедро.
– До артерии не хватило четверти дюйма, – сказал Джейкоб.
Дивия подоткнула одеяло, взяла историю болезни, висевшую в изножье кровати.
– Вам перелили шесть доз эритромассы.
– Это много?
– С такой кровопотерей обычно не выживают.
Джейкоб раскинул руки: вот я.
Дивия просмотрела другие записи и вернула историю на место.
– Прекрасно, что вы держитесь молодцом.
– Благодарю. Я думал, вы уехали.
– Уже собралась. – Дивия расстегнула сумку и достала папку. – Но решила сама показать вам результаты экспертизы.