– Куда он? – крикнул Сашка.
Рина вспомнила о шныровском компасе, который дал ей Платоша. Достала его. Кусок коры на нитке отклонялся на запад. Туда же шел и Горшеня.
– В ШНыр, – сказала она.
Горшеня был неостановим. Он вышагивал, как по нитке, отказываясь отклоняться с курса. Вышел на поляну, с краю которой, у леса, трещал костер, и двинулся через нее. В пне недавно поваленной ели торчал парадный бердыш семнадцатого века. Берсерки ценили хорошее оружие.
Три берсерка спали на лапнике. Один сидел к ним спиной и негромко играл на губной гармошке. Он находился как раз между Риной и огнем – и потому казалось, что его окружает пламя. Рина даже застыла на секунду – так странны были грустные, дыханием рожденные звуки.
Шаткая тень Горшени прыгала по стене леса. Он пересек поляну. Ему оставалось совсем немного, чтобы скрыться, когда берсерк что-то ощутил и обернулся. Рина услышала крик и влетела в лес следом за Горшеней. Гавр несся где-то впереди – легконогий и проворный. Крылья он сложил и только изредка цеплял ими за кусты. На открытых местах даже ухитрялся планировать.
Их настигали крики берсерков, свист. В тумане, совсем близко, клекотали гиелы. Гавр на бегу задирал голову, но отзываться не спешил: не забыл еще, чем все закончилось в прошлый раз. Кто-то из берсерков выпустил сигнальную ракету. Красный шар вырвался из леса, повис в тумане и начал медленно опускаться.
В свете ракеты Рина увидела две пригнувшиеся фигурки, которые мчались в их сторону. Пытаясь определить, видят их ведьмари или нет, Рина не заметила сгнившего древесного ствола, такого мягкого и обросшего мхом, что его можно было крошить руками. Разогнавшаяся нога вошла в ствол, в то время как тело продолжало лететь вперед…
Наполовину оглушенная, Рина свалилась в рытвину от корня, глубокую и длинную, как окоп. За ней спрыгнул Сашка, за Сашкой – Гавр, для которого это была веселая игра. Горшеня неохотно вернулся и улегся на них, как курица-наседка, совершенно закрыв собой яму. Его громадные ручищи ловко поддели пласт мха и набросили на тулуп. Секунда – и их не стало.
Примерно через минуту голоса ведьмарей прокатились где-то совсем близко и забрали правее. Потом вернулись. Рина поняла, что, рассыпавшись, берсерки ищут их по округе. И снова в небе заклекотали чужие гиелы…
Это тянулось долго, очень долго, пока, наконец, берсерки не сместились к шоссе.
Рина лежала в самом низу. Где-то на ее ногах пыхтел Сашка. Она ощущала то его щеку, то острый подбородок. По спине топталась гиела. В яме назойливо пахло гаврятиной. Изредка по скуле веником проходился скользкий язык.
– Слез с меня! – зашипела Рина и, с угрозой поцарапаться о ядовитые зубы, боднула гиелу лбом.
Гавр послушался.
– Мерси, – грустно сказал Сашка.
– За что?
– Он слез на меня!
Наконец Горшеня поднялся, отряхнулся от мха и зашагал, как заводная игрушка, держась одного ему ведомого курса. За Горшеней легко и охотно несся Гавр. Он вел себя как собака – то забегал вперед, то возвращался и начинал путаться под ногами. Для него игра все еще продолжалась.
Рина то шла, то бежала – иначе успеть было невозможно. Любой бурелом, который Горшеня шутя, перешагивал циркульными ногами, им с Сашкой или приходилось огибать, или лезть через поваленные стволы.
Они шли.
И шли.
И о п я т ь ш л и.
Рина не думала, много они прошли или мало и сколько еще осталось. Она уже никого не боялась и ничего не желала. Изредка понимала, что Сашка берет ее за руку и помогает встать.
– Пристрелите меня кто-нибудь! – взмолилась она.
– Мой шнеппер в ШНыре, – отозвался Сашка.
Голос у него был хриплым. Он тоже устал.
Пытаясь успеть за Гавром, Рина скатилась с пригорка и влетела в высокий, в рост, камыш. Только когда под ногами зачавкало и в ботинки налилась ледяная вода, она поняла, что лучше было бы держаться подальше. На другой берег заболоченного ручья она все же вылезла, но ноги превратились в грязевые столбы.
Лес редел. Стали попадаться строения: коровник с забитыми окнами и провалившейся крышей, желтая будка подстанции, газетный киоск – похоже, его приволокли в лес трактором. Когда тащили, на земле остались следы.
А потом лес совсем исчез. Теперь они шли по пологому холму, который, постепенно забирая, становился все выше. Спина Горшени качалась впереди, словно маятник. Рине хотелось чем-нибудь в нее швырнуть. Она ее уже ненавидела.
На середине холма их настиг дождь. Еще издали Рина увидела, как он накатывает. Дождь двигался, как рать с застрельщиками. Вначале легкая пехота брызг, за ней – лучники дальних, беззвучных молний, а дальше – бронированные фаланги тяжелого осеннего ливня. Струи были косые, плотные. Вот дождь достиг подножия холма, вот пригнул к земле куст, вот догнал взлетевшего Гавра и забарабанил по натянутой коже его крыльев. Гавр от неожиданности перекувырнулся в воздухе и, щелкнув челюстями, угрожающе зашипел. Нижние зубы поблескивали. «Только сунься – порву!» – говорил он всем своим видом. Дождь сунулся. Оглушенный громом, исхлестанный ветром Гавр, скуля, покатился с холма.
Задрав лицо, Сашка глотал дождевые капли. Они стекали у него по шее, с краев рта.
– Пей!.. Ветер сильный. Скоро дождя не будет. Его снесет, – сказал он.
И правда: вскоре дождь стал слабеть. Капли утратили силу и стали виноватыми, как пьяные слезы.
А Горшеня все шагал. Со стороны он напоминал большую губку. Бараний тулуп раскис от воды. Даже в брюхе булькала вода. Сашка прикинул, что он протекает где-то сверху. Может, через приоткрытый рот?
– Рассвет! – Сашка показал туда, где за лесом угадывалось упакованное в туман молодое солнце. Тучи бросались на него со всех сторон, точно серые одеяла.
Горшеня тоже заметил солнце. Медленно повернул голову и недоверчиво посмотрел на него, будто сомневаясь, оно ли. Это определенно было солнце. Горшеня поднялся на холм и – остановился. Так неожиданно, что Рина – она давно волокла ноги, как протезы – налетела на него.
– Мы пришли! – воскликнула Рина.
Внизу виднелась красная водокачка Копытова – точно узнаваемая, потому что рядом, как верный страж, торчала высокая труба. А вот и футбольное поле. Под ними лежало знакомое до последнего забора Копытово.
– До ШНыра километра четыре, – сказал Сашка.
Горшеня, неуклюже ворочаясь, стащил с себя тулуп. Под тулупом он оказался смешной и нескладный: громадный котел живота, еще один котел, грудной, без дна, и венчается все откидывающейся глиняной головой.
Горшеня никого и ничего не замечал: ни Рины, ни Сашки, ни вертящегося рядом Гавра, который, слишком далеко протолкнув морду в рукав бараньего тулупа, теперь пытался от него избавиться. Он вертел головой, и тулуп вертелся с ней вместе, колотя вторым рукавом. Наконец отбросил.