Доктрина шока - читать онлайн книгу. Автор: Наоми Кляйн cтр.№ 113

Эта идеологическая слепота породила три неприятных последствия: процесс восстановления замедлился, поскольку опытные люди были сняты со своих постов, голоса сторонников светского Ирака приумолкли, а народное недовольство получило мощную поддержку. Многочисленные американские военные и разведчики признают, что 400 тысяч людей, лишившихся работы вследствие реализации программы Бремера, заметно увеличили ряды сопротивления. Томас Хэммс, полковник морского флота, сказал: «Теперь появилась не одна сотня тысяч вооруженных людей — они унесли свое оружие домой, — которые умеют им пользоваться, у которых нет будущего и которые имеют основания на вас злиться» .

Когда Бремер, следуя классическим рекомендациям чикагской школы, открыл границы Ирака для бесконечного потока импортных товаров и позволил иностранным компаниям свободно приобретать богатства страны, это вызвало ярость иракских бизнесменов. Многие из них начали финансировать сопротивление из своих доходов. Патрик Грехэм, изучавший движение сопротивления в суннитском треугольнике за первый год, писал в журнале Harpers, что иракские бизнесмены «возмущены новыми законами об иностранных инвестициях, которые позволяют иностранным компаниям скупать заводы по дешевке. Их доходы резко сократились, поскольку страна наполнена импортными товарами... Бизнесмены понимают, что для них остается единственное орудие конкуренции — насилие. Это элементарная логика бизнеса: чем больше проблем будет в Ираке, тем больше это осложнит деятельность иностранцев» .

Еще более сильную идеологическую отдачу вызывало желание Белого дома помешать будущему иракскому правительству отказаться от экономических законов Бремера — стремление фиксировать перемены в момент кризиса было обязательным с самого начала осуществления программ «структурной перестройки» МВФ. С точки зрения Вашингтона не было смысла вводить самый передовой порядок в мире для инвестирования, если бы независимое иракское правительство могло через несколько месяцев изменить эти законы. Большинство законов Бремера юридически оказались в «серой зоне» и не были по-настоящему легитимными, поэтому администрация Буша упорно стремилась создать новую конституцию Ирака — сначала временную, которая должна была закрепить законы Бремера, а затем постоянную, которая должна была сделать то же самое (хотя тут дело кончилось неудачей).

Многие юристы удивлялись тому, насколько Вашингтон озабочен созданием конституции. На первый взгляд казалось, что не было никакой необходимости создавать новый документ «с нуля» — иракская конституция 1970 года, которую Саддам полностью игнорировал, была вполне пригодной для жизни страны, перед которой стояли куда более срочные задачи. Что еще важнее, процесс создания конституции достаточно мучителен для любой страны, даже когда в ней царит мир. При этом на поверхность выходят все скрытые конфликты, соперничество, предрассудки и напряжения. Ирак после Саддама был разбитой и неустойчивой страной, и вынуждать ее, причем дважды, создавать конституцию означало усиливать разногласия в обществе. И эти переговоры действительно обнажили конфликты, которые до сих пор не сглажены и могут привести к разделению страны.

План Бремера по приватизации 200 государственных компаний, как и снятие всяких ограничений с торговли, многие иракцы восприняли как очередную войну со стороны США. Люди увидели, что иракские компании станут привлекательными для иностранных инвесторов лишь в том случае, если две трети их работников уволят. В одной из самых крупных государственных компаний Ирака, которая объединяет семь фабрик по производству кулинарного жира, мыла, жидкости для мытья посуды и других необходимых вещей, мне рассказали историю ее приватизации. Эта история ярко показывает, как планы приватизации усиливали вражду.

Я отправилась на комплекс фабрик в пригороде Багдада и там познакомилась с Махмудом, 25-летним уверенным в себе человеком с аккуратной бородой. Он рассказал, что работники фабрики через полгода после вторжения американцев «испытали шок, узнав, что их предприятие будет продано. Если компанию покупает частный инвестор, первым делом он произведет сокращение штатов, чтобы получить больше денег. А нас ждала крайне тяжелая участь, потому что фабрика была единственным источником заработка». И тогда группа из 17 работников, включая Махмуда, которых тревожило будущее, отправилась в кабинет одного из своих начальников. Произошла драка: один работник ударил начальника, его охранник в ответ начал стрелять в рабочих, те набросились на охранника. Он провел месяц в больнице. Через два месяца произошло еще более жестокое столкновение. Когда начальник с сыном шел на работу, в него стреляли, тяжело ранив. В конце нашего разговора я спросила Махмуда, что случилось бы, если фабрику все-таки продали бы, невзирая на недовольство рабочих. Он ответил с доброй улыбкой: «Тут есть две возможности. Либо мы подожжем фабрику и дадим ей сгореть дотла, либо мы сами придем туда и взорвемся. Но приватизации не будет». Это звучало как предупреждение — одно из многих — о том, что команда Буша явно переоценила свою способность сделать иракцев послушными с помощью шока.

Мечты Вашингтона о приватизации наткнулись на еще одно препятствие: фундаментализм свободного рынка наложил свой отпечаток и на саму оккупацию. Власти, засевшие в «зеленой зоне», имели слишком мало сотрудников и ресурсов, чтобы осуществить свои амбициозные планы, особенно учитывая решительное сопротивление людей, подобных Махмуду. Как пишет сотрудник газеты Washington Post Раджив Чандрасекаран, временное коалиционное правительство было настолько крохотным, что за грандиозную задачу приватизации государственных фабрик Ирака в нем отвечало всего-навсего три человека. «Вам не стоит за это браться», — советовали им гости из Восточной Германии; когда в этой стране распродавались государственные активы, за проект отвечало 8000 человек . Короче говоря, коалиционное правительство само было в такой мере приватизированным, что не могло провести приватизацию в Ираке.

Кроме малого штата у коалиционной администрации была еще одна проблема — в ней работали люди, которые с глубоким недоверием относились к государственному сектору, а потому задача воссоздания государства с нуля была им не по силам. Политолог Майкл Вулф объясняет это так: «Консерваторы не способны управлять хорошо по той же причине, по которой вегетарианец не способен приготовить первоклассное блюдо из говядины. Если человек думает, что делает нечто не совсем правильное, он вряд ли сможет это сделать хорошо». И Вульф добавляет: «Если говорить о правлении, то консерватизм — это катастрофа» .

Именно это показал Ирак. Многие говорили, что Временная коалиционная администрация, назначенная США, состояла из слишком юных и неопытных людей; фактически 20 с небольшим республиканцев были назначены на ключевые посты, позволявшие им распоряжаться бюджетом Ирака в 13 миллиардов долларов . Конечно, незрелость этой так называемой щенячьей команды вызывает удивление, но не это ее главный недостаток. Это были не просто знакомые между собой политики, но передовые бойцы американской контрреволюции против всех остатков кейнсианства. Многие из них были тесно связаны с фондом Heritage, который с самого своего основания в 1973 году был центром фридманизма. Поэтому не важно, были это 22-летние стажеры Дика Чейни или 60-летние руководители университетов, важно, что все они были пропитаны антипатией к государству и управлению; это помогало им демонтировать системы социальной защиты и государственного образования у себя на родине, но не помогало создавать государственные институты взамен уничтоженных.