Современный политик. Охота на власть - читать онлайн книгу. Автор: Рифат Шайхутдинов cтр.№ 45

Пока Временное правительство в 1917 году с важностью решало «государственные» дела, не обращая внимания на «технические детали» — вроде того, как работают почта и телеграф, банки и мосты, — власть ушла [63] . Так же и сегодня: пока обсуждается удвоение ВВП, захват государством нефтяных активов и основных СМИ, выстраивание вертикали власти и политические PR, — власть перетекает туда, где конструируют коды коммуникации, меняют символические структуры сознания и вырабатывают новые ориентации.

Что же именно российская власть про власть не понимает?

ТЕХНОЛОГИЯ СОВРЕМЕННЫХ «оранжевых революций» строится, с одной стороны, на определенном понимании сущности власти «новыми технологами», а с другой — на непонимании сущности власти истеблишментом: государственными властями и их советчиками, российскими политтехнологами.

Какие именно условия делают эффективным применение «оранжевых технологий»?

1. Сегодняшняя власть убеждена, что вся полнота власти должна быть сосредоточена у государства, что укрепление власти происходит в первую очередь через укрепление государства (в том числе и укрепление организацонно-техническое, как это видится г-ну Вешнякову).

Но современное государство имеет очень ограниченные функции по поддержанию власти. Есть массовые коммуникации, СМИ, независимые экономические субъекты. Существуют современные технологии организации и индивидуального сознания, и толпы.

Вспомним события в Украине 29 декабря, когда Виктор Ющенко призвал своих сторонников блокировать Совет министров, с чем легитимная, обладающая вооруженными и полицейскими силами власть ничего не смогла сделать. В результате Виктора Януковича не пустили на заседание правительства — и правительства в Украине не будет до тех пор, пока этого не захочет Ющенко.

В совместном заявлении 4 января, которое сделали Виктор Ющенко и Михаил Саакашвили в Карпатах, говорится: «Воля народа сильнее государственной машины». Это действительно так: государственная машина безусловно слабее технологий, использующих в том числе и народ.

2. Действующая власть вызывает у населения недоверие, поскольку общеизвестно, что она коррумпирована.

На основе этой ситуации строятся базовые дуальные схематизмы организации сознания (использование подобных коммуникативных кодов описывает социолог Никлас Луман (4): если власть коррумпирована и к ней нет доверия, то она подделает выборы.

Сколько бы политтехнологи ни бились за доли процентов, привезенные наблюдатели, не выходя из гостиниц, заявят: выборы были поддельными. Коррумпированная власть и умело разожженное под выборы недоверие к ней у части населения — этого вполне достаточно, чтобы оспорить любые результаты.

Технология состоит в том, чтобы для людей возможность подделки выборов вытекала из самой природы существующей власти, чтобы эта возможность была известна всем. В достижении этой цели исключительно высока роль СМИ.

3. Власть признает по отношению к себе чужую легитимность.

И Россия и Украина заявили на официальном уровне: «Мы движемся по пути рынка и демократии». Где в этой ситуации расположена «Мекка демократии и рынка»?

Известно где: Мекка рынка — в США, а демократии — в Европе. Поэтому для людей, которые мыслят в рамках бинарных коммуникационных схем («либо демократия — либо нет», «либо рынок — либо нет»), оценка, сделанная со стороны ЕС или США, уже создает единственно возможную легитимность. И если наблюдатели ЕС сказали, что выборы 25 декабря в Украине были проведены лучше, чем 16 ноября, значит, так оно и есть.

С другой стороны, кто поверит Любови Слиске, которая утверждает, что нарушений было много, если она сама плоть от плоти той власти, которая регулярно подделывает выборы? Об этом «известно всем»: если доверие утеряно, то любые дела, слова и жесты будут трактоваться либо как заметание следов, либо как ложь. Европейский же наблюдатель на обман «не способен».

Мы сами оплатили появление такой конструкции, заявив, что мы стремимся к идеалу, который находится вне наших границ. Мы признали над собой легитимность чужих оценок и трактовок.

Страна, избавившаяся 10–15 лет назад от партийной гегемонии, физически не в состоянии быть столь же образцовой демократией, как и страны с трехсотлетней демократической историей. Значит, наша власть заранее и кругом виновата.

4. Власти не понимают, какова роль средств массовой информации.

С точки зрения организации власти, СМИ делают только одно: относительно событий, которые невозможно проверить, они формируют мнения, которые известны всем. Откуда, например, известно, что Бен Ладен вообще существует? Только из телевидения и газет.

Поэтому «оранжевая технология» в отношении СМИ простая: часть журналистов необходимо законтрактовать, а остальные СМИ просто заполнить выступлениями и материалами тех людей, легитимность которых сама власть признала. Поле общественной коммуникации заполняется рядами нужных для оппозиции трактовок. А власти уже потом никто не поверит, поскольку что бы она ни заявила, известно, что она коррумпирована и недемократична.

Такого рода технологии, связанные с использованием средств массовой коммуникации, власть просто не видит.

Показателен эпизод, описанный в интервью президента Польши Квасьневского, где он рассказывает о ходе посреднических переговоров в Украине. Он настаивал на открытом и гласном освещении заседаний Конституционного суда. У представителей Украины и России это вызвало, по словам Квасьневского, страшное смущение и непонимание.

Квасьневский убеждал их: важнейшее решение нужно принимать гласно. Но реально ход состоял в том, чтобы происходящее в суде стало публичным и его можно было бы трактовать всеми возможными способами, чтобы вывести это событие в поле интерпретаций и обсуждений. (Кроме того, в этих условиях судьи, которые уже заранее знают точку зрения Совета Европы и проголосуют за противоположное решение, станут в глазах Европы тоталитарными, а не демократическими судьями. Это клеймо на всю оставшуюся жизнь).

И европейцы, и Ющенко, использовавший телевизионную трансляцию своей клятвы на Библии для упрочения своей власти, умеют работать со СМИ и использовать их власть и влияние. А государственные власти ни в Украине, ни в России этого не умеют. Более того, даже заседания правительства уже хотят сделать закрытыми для прессы под предлогом того, что министры не умеют говорить публично.

Но это значит, что мы сами отказываемся от той власти, которую дает умение работать со СМИ и со всем интерпретационным полем общественной коммуникации. Замкнув заседания правительства, мы даем возможность кому угодно строить обвинения в закрытости и коррумпированности власти, а СМИ — изощряться в подтверждении этих глубоко скрытых оснований.