Столетняя война. Леопард против лилии - читать онлайн книгу. Автор: Наталия Басовская cтр.№ 21

Этот документ представляет большой интерес и как важная веха в истории англо-французских отношений, и как образец юридического мышления и международной практики эпохи Высокого Средневековья. Вкратце его условия были таковы. Договор уточнял границы английских владений на юго-западе Франции и добавлял к ним несколько стратегически и экономически важных областей (Лимузен, Перигор, Керси). Поскольку эти владения должны были присоединиться к английской Гаскони после смерти их сеньора графа Пуатье, Генрих III получал до тех пор право на доходы от богатого Аженэ. Кроме того, английскому королю должна была быть немедленно выплачена немалая сумма, необходимая для содержания 500 всадников в течение двух лет. За что же платила английскому королю Франция всеми этими уступками, в то время как сама идея уступок с ее стороны противоречила в тот момент реальной расстановке сил? Это была плата за предметы, на первый взгляд вовсе не материальные. Прежде всего, английский король и его преемники теряли по договору 1259 г. все свои номинальные права в Нормандии, Анжу, Мене, Турени и Пуату. Свершилось то, что реально сложилось уже полстолетия назад, но не было признано буквой закона и общественным мнением. Не менее важным было и второе условие, принятое Генрихом III. Английский король терял статус сюзерена в тех владениях, которые сохранялись за ним на юго-западе. Он становился герцогом Аквитанским и пэром Франции, а следовательно, вассалом французской короны. Отныне он должен был приносить королю Франции так называемый «тесный оммаж» (liege hommage). По всем спорным вопросам, связанным с гасконскими делами, ему следовало обращаться в Парижский парламент – курию своего сеньора. Таким образом, Парижский мир прежде всего фиксировал утверждение королевского сюзеренитета французского короля за счет ослабления европейских позиций английской короны, что, естественно, подрывало и без того пошатнувшийся авторитет Генриха III в самой Англии. Автор одной из английских хроник сообщает, что после отказа от Нормандии и других владений во Франции Генрих III изменил свою печать, заменив в ней изображение меча на скипетр. Это вызвало в Англии широкое недовольство, в народе распространились стихи критического содержания, где говорилось, что английский король «усиливает Францию». Конечно, современники далеко не всегда бывают объективны и точны в оценке крупных государственных событий. Но в данном случае они справедливо ощутили за внешними конкретными уступками Франции утрату английской короной чего-то более значительного, чем доходы Аженэ или перспектива присоединения к английским владениям Лимузена, Перигора и Керси.

Превращение давнего соперника Франции – английского короля в вассала, конечно, было реальным политическим достижением в рамках мышления и юридических норм эпохи. Людовик IX, по сообщению Жуанвиля, видел главный смысл договора именно в этом. В ответ на возражения тех своих советников, которые не соглашались с расширением английских владений на юго-западе, французский король сказал о необходимости сохранить родственную «любовь» между его детьми и преемниками Генриха III. Но главными, пожалуй, были его следующие слова: «Если же я не поступлю так хорошо, английский король не станет моим вассалом» [42] . Итак, Парижский мир безусловно способствовал утверждению королевского сюзеренитета во Франции, где в первой половине XIII в. монархия имела немалые достижения в борьбе за укрепление своих позиций. Метод, использованный в договоре для этой цели, был почерпнут из юридической практики, сложившейся в эпоху раннего Средневековья. Естественная и функционально оправданная в пору формирования сословной структуры феодального общества система крупного землевладения должна была неизбежно отмирать по мере роста товарно-денежных связей и усиления государственного аппарата. Введение вассально-ленных связей в отношения между двумя монархиями, которые дальше других зашли в процессе централизации, было в середине XIII в. явным анахронизмом и отзвуком давней семейной драмы. Это неминуемо должно было болезненно отразиться на дальнейшей судьбе англо-французских отношений.

И все же в целом Парижский договор был важнейшей вехой в истории соперничества двух монархий. Именно это соглашение подвело черту под первым длительным этапом в развитии англофранцузских противоречий в Западной Европе.

Интересным подтверждением этапного характера событий середины XIII в. в истории отношений Англии и Франции являются свидетельства источников о том, что именно к этому времени современники осознали глубину и непримиримость англо-французских противоречий. Английские хронисты, постоянно уделявшие большое внимание борьбе короны за владения на континенте, начали с 30-х гг. XIII в. проявлять острую враждебность к французам и писать о них как о злейших и опасных врагах Англии. Так, рассказывая о расследовании по делу некоего заподозренного в измене лица, автор официальной Сент-Олбанской хроники писал: «Он был обвинен в том, что вступил в союз с главными врагами короля – французами (francigenis), шотландцами и уэльсцами» [43] . Матвей Парижский отмечал в 1244 г.: «…Всему миру известно, что франки (Francis) являются смертельными врагами господина английского короля» [44] . Верноподданный хронист воспринял эту враждебность и отразил ее в эмоциональных оценках определенных событий. Например, крупные землевладельцы Номандии, сохранившие в 30-е гг. XIII в. преданность Англии, представлены на страницах хроники как жертвы «высокомерия франков» [45] . Любопытно, что этот же хронист не только осознал широту масштабов англо-французского соперничества («всему миру известно»), но и ощутил в какой-то степени расстановку сил в происходящей борьбе. Сообщение о женитьбе шотландского короля Александра II на дочери французского «барона» Ангеррана де Куси Матвей Парижский комментирует следующим образом: «И это было вовсе не приемлемо для английского короля; это показало, что Франция враждебна Англии» [46] . Наконец, в этой же хронике к середине XIII в. (а именно в это время ее автор стал зрелым человеком и видным церковным деятелем) начинает ощущаться растущая значимость англо-французских противоречий в жизни Англии и Западной Европы. В записях за 1245 г. Матвей Парижский (уже аббат Сент-Олбанского монастыря и «государственный человек») отмечает «враждебность королевств Англии и Франции» среди самых важных событий года [47] , хотя, заметим, в этом году не произошло ничего особенно яркого, а шла уже привычная «позиционная борьба» на юго-западе.

Итак, с какими же итогами подошли два враждующих дома, Капетинги и Плантагенеты, к зениту Средневековья – середине XIII в.? Прежде всего вражда домов превратилась в противостояние двух королевств и стала стержнем, вокруг которого началось стихийное движение феодальных государств в направлении установления «равновесия сил» в западноевропейском регионе. Об этом свидетельствовал процесс образования военно-политических союзов вокруг двух соперников —