Крах последнего, ставший непосредственным началом глобализации, знаменовал собой их окончательную победу — и, соответственно, выполнение, то есть исчерпание, ими своей исторической миссии.
Мировая экономическая депрессия, глобальный кризис перепроизводства, вызванный загниванием глобальных монополий, представляет собой просто другое выражение исчерпанности этой исторической миссии. Эта исчерпанность превращает их в по-настоящему реакционную, то есть противодействующую развитию, направленную на консервацию прошлого общественно-историческую силу. Именно они являются непосредственными выразителями описанного выше стремления глобальных монополий к блокированию технологического прогресса и разделению человечества на расы глобализированных «господ», непосредственно обслуживающего их персонала разной степени квалифицированности и излишней и потому деградированной «биомассы», вымирающей в надежно изолированных от «чистого» мира резервациях.
Правда, несмотря на это, полный консенсус в этом вопросе, даже в самих глобальных управляющих кланах, все еще, насколько можно судить, не достигнут, так как привычная человеческая мораль в целом еще жива даже среди их руководителей и интеллектуальных лидеров, однако давление объективной потребности исключительно велико.
Причина этой потребности, подробно описанная выше, заключается в сверхпроизводительности информационных технологий
[16]
, которая делает избыточным существование значительной части человечества, в первую очередь «среднего класса» развитых стран. С точки зрения извлечения прибыли эти люди просто перестают быть производящим ресурсом и становятся чистыми издержками; соответственно, их потребление также становится для глобальных корпораций чистыми издержками, подлежащими неукоснительному сокращению, — особенно в условиях кризисов.
Это создает огромные и чисто экономические проблемы, связанные с потенциально существенным сжатием совокупного спроса (так как «лишние» люди постепенно сокращают свое потребление), которые тем не менее второстепенны по сравнению с социальными.
Квинтэссенция социальных проблем заключается в том, что существование не просто значительной, но основной части человечества становится нерентабельным.
В настоящее время видится лишь два принципиальных выхода из этой ситуации.
Если целью существования человечества остается получение прибыли (то есть оно продолжает существовать в рамках рыночной парадигмы и доминанты поведения), главная задача, которая объективно стоит перед ним, заключается в физическом истреблении собственной нерентабельной части. Именно в истреблении, так как поддержание любого сколь угодно нищенского существования миллиардов людей, не имеющих возможности приносить прибыль глобальным корпорациям, означает для последних непроизводительную трату ресурсов.
Побочными, вспомогательными задачами является поддержание если не довольства, то хотя бы покорности уничтожаемых, а также (что не менее важно) видимости гуманизма этого процесса, чтобы непосредственно осуществляющие его менеджеры не чувствовали себя людоедами. Насколько можно судить, способом решения второй задачи как раз и является «экспорт демократии», позволяющий возлагать на сами уничтожаемые общества ответственность (в том числе ивих собственных глазах) за все, что творят с ними глобальные корпорации и управляющие системы.
В настоящее время, насколько можно судить, никто в управляющих системах развитых стран (и тем более в глобальных управляющих системах) не намерен отказываться от наживы как смысла существования (как человечества, так и своего собственного) — и, соответственно, стихийно решается именно эта проблема.
В разных регионах Земли в зависимости от культурных доминант сложившихся там обществ сформировались три базовые модели ее решения.
Население Африки (по этому же пути движется «Большой Ближний Восток») удерживается в нищете, социальном хаосе и истребляется болезнями (начиная со СПИДа): это путь «биологической утилизации»
[17]
.
Его суть заключается в снижении уровня индивидуального потребления до незначительного для глобальных корпораций уровня, во многом компенсируемого за счет нелегальной коммерческой деятельности (нерегулируемых торговли оружием
[18]
и добычи природных ресурсов, наркоторговли, а также использования бандитов — например, сомалийских пиратов и нигерийских повстанцев — для корректировок глобальных процессов при помощи кризисов).
Второй путь решения описанной выше задачи — социальная утилизация: бывший «средний класс» превращается в «людей трущоб», поведение которых описывается уже не столько социальными, сколько биологическими закономерностями. Это реалии Латинской Америки и, в меньшей степени, Восточной Европы, включая Россию и другие страны СНГ.
В обоих случаях уровень потребления утилизируемого населения сводится на столь низкий уровень, что глобальные монополии не ощущают это потребление как значимый убыток или упущенную прибыль. В то же время слабость инфраструктуры (в том числе социальной) делает положение населения соответствующих регионов крайне уязвимым, и его резкое сокращение может не только произойти из-за техногенных, экологических или социальных катастроф, но и пройти незамеченным общественностью развитого мира
[19]
.
Наиболее остро задача утилизации внезапно ставшего убыточным «среднего класса» стоит в развитых странах, где эта категория населения наиболее многочисленна и обеспечена, а значит, ставшие неоправданными для глобальных монополий расходы на него являются максимальными.
Развитая часть Европы, как обычно, решает вставшую перед ней историческую задачу наиболее комфортным способом; в данном случае это развитие наркомании.
Первым значимым шагом на этом пути, насколько можно судить, стала исступленная поддержка европейскими государствами (а отнюдь не только одними США) независимости Косово
[20]
, что де-факто означало придание государственного статуса наркоторговцам (да и в целом наиболее жестокой в Европе этнической организованной преступности).