При всей нелюбви к «силовой олигархии», возникновение которой стало сутью и наиболее концентрированным выражением путинского разложения, не следует забывать, что именно ее представители являются подлинными хозяевами современной России. Силовые структуры, многие из которых тесно вовлечены в различные коммерческие и политические процессы, а часто и преследуют свои собственные интересы, причем не только коммерческие, но и политические, являются исключительно значимым, хотя и скрытым от глаза постороннего наблюдателя, элементом политической жизни России.
Системный кризис снизит их эффективность, но имеющие собственные интересы элементы силовых структур сохранят, а при определенных обстоятельствах и нарастят свое влияние. Пока старая власть будет существовать, «флирт» с ними будет простым условием самосохранения; когда же она рухнет – они сыграют в ее сломе одну из ключевых ролей просто для того, чтобы обеспечить свое благополучие и после формирования новой власти, которой объективно, волей-неволей придется считаться с ними до собственного укрепления.
Опора на силовые структуры требует прежде всего разнообразия отношений партнерства. Несмотря на то, что каждый из их представителей по вполне понятным причинам будет пытаться «подмять под себя» перспективную политическую силу, она сохранится в качестве таковой только в том случае, если сумеет заблаговременно диверсифицировать свои связи. Для этого понадобится установить тесные и прочные рабочие отношения не только с основными (и традиционно враждующими друг с другом) силовыми структурами страны, но и основными (и также враждующими между собой) группами, существующими внутри каждой из этих структур.
Кроме того, принципиально значимым является уровень контактов. Вопреки традиционному правилу американского менеджмента – «говорить с боссом» – общение с первыми лицами может рассматриваться исключительно как дополнительный инструмент, так как в ходе развития системного кризиса они неминуемо станут заложниками разлагающейся правящей бюрократии и утратят всякое влияние вместе с ней. Кроме того, руководители, даже если они и не обюрократизировались до полного безобразия и сохраняют необходимые профессиональные качества, как правило, безнадежно оторваны от «земли» и имеют искаженные представления о характере функционирования и коллективных интересах собственных структур, не говоря уже о систематическом использовании как минимум неполной, если не сознательно искажаемой подчиненными, информации.
Реальную ценность представляет нижестоящее звено управления, еще сохраняющее возможности оперативного управления значимыми силами, но уже обладающее видением стратегических перспектив и способное не просто осознавать свои интересы, но и последовательно, инициативно и изобретательно отстаивать их.
В каждом силовом ведомстве и, более того, почти в каждом функциональном элементе каждого ведомства подобные руководители находятся на различном уровне, обладают различными специфическими особенностями. Существенно отличается и численность подобных людей: в некоторых структурах, насколько можно понять, их в результате многократных чисток и систематического изгнания профессионалов (жертвой чего, по-видимому, оказались некоторые структуры МВД) практически не осталось.
Таким образом, чтобы прийти к власти в условиях вызванного системным кризисом хаоса и в последующем удержать ее, перспективная политическая сила должна возглавить и направить стихийный процесс формирования местного самоуправления, в значительной степени став этим самоуправлением, взять под монопольный контроль центральное телевидение и договориться с силовыми структурами. Это минимальные формальные условия, без выполнения которых нечего и думать о серьезной борьбе за власть.
Однако есть и еще одно, содержательное условие победы, неразрывно связанное со всеми формальными условиями: прорывающаяся к власти политическая сила должна быть носителем главной народной мечты, выразителем главной цели народа.
Иначе она неминуемо выродится в сборище обычных интриганов и перестанет быть кому бы то ни было нужной.
Поэтому работа перспективной политической силы объективно носит и колоссальный интеллектуальный, культурологический аспект: она должна вычленить в хаосе и сумятице народного поведения основные идеологические принципы, нащупанные народом, и выразить их, сначала в словах, а затем и в действиях, наиболее полно и внятно.
Никогда не следует забывать, что политическая сила – это не просто группа более или менее симпатичных или вызывающих отвращение политиков, экспертов, аппаратчиков и спекулянтов (или одних лишь только спекулянтов). В первую очередь и главным образом политическая сила является инструментом, при помощи которого народ проявляет, артикулирует, выражает и конкретизирует свою идеологию, свою главную – и в каждый момент времени единственную абсолютно преобладающую идею. Именно в результате этого проявления и выражения идея из набора неосмысленных эмоций и неосознаваемых ценностей превращается в целостный привлекательный образ. Этот образ при помощи своего рода «обратной индукции» пробуждающий и воодушевляющий породивший его народ и направляющий его на достижение его главных целей, которые он без соответствующей политической силы не может осознать, а может лишь прочувствовать.
Будучи выражена и закреплена политиками
[65]
в общественном сознании, эта идея начинает жить сама – она сама развивается, усложняется, проверяет себя «на прочность» и на соответствие истине и изменяет свои не проходящие постоянную проверку элементы.
Политическую силу, наиболее последовательно и искренне выражающую эту идею, народ допускает к власти, а иногда и прямо приводит к ней (причем далеко не всегда формально демократическими способами), вверяя ей государственный аппарат как единственно возможный инструмент осуществления своей мечты, достижения своей главной цели – воплощения в жизнь своей национальной идеи.
Это обоюдный процесс, требующий обратной связи; пройти его способна только сила, действительно являющаяся частью – и при этом неотъемлемой частью – народа.
При этом тест на «народность» придется сдавать (а точнее, преобразовываться в соответствии с нуждами, интересами и настроениями народа) не только при организации взаимодействия с группами стихийно формирующегося местного самоуправления и его последующим расширением и направлением, но и при решении других вроде бы «формальных» задач.