Разгадка 1937 года - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Емельянов cтр.№ 87

Страница

Моральной деградации многих работников НКВД способствовала и их неуверенность в собственном положении. С начала чисток в аппарате НКВД усилились интриги. Немало работников наркомата писали доносы на своих коллег. Поэтому многие сотрудники старались доказать верность служебному долгу оперативностью в рассмотрении дел, что достигалось все более грубой ложью и крайней жестокостью.

Как это всегда бывало в мировой истории, в стране, охваченной страхами перед внутренним врагом, невероятно преувеличиваются реальные масштабы измены, предательства и шпионажа. Ежовщина не приняла бы таких масштабов, если бы она не получила широкой поддержки во всех слоях советского общества, которое пережило сильные и противоречивые воздействия за последние два десятилетия.

С одной стороны, глубокие преобразования в стране в 30-х годах лишь усилили эффект от революционных последствий Октябрьской революции и Гражданской войны. Они открыли огромные возможности для социального роста и раскрытия талантов и способностей десятков миллионов людей.

С другой стороны, как и во время всякой революции, глубокие общественные преобразования имели свою теневую сторону. Кардинальные изменения в социальном положении, профессиональных занятиях, политическом мировоззрении, культурных ценностях у большинства советских людей произошли в кратчайшие сроки. Быстрый социальный подъем миллионов людей породил у многих отравление сознания, схожее с тем, что происходит во время «кессонной болезни» у водолазов в случае их слишком быстрого подъема наверх. Открытие новых культурных горизонтов сопровождалось вторжением в сознание людей мешанины из примитивных шаблонов политической пропаганды и подхваченных в обывательской среде вздорных слухов и искаженных представлений об окружающем мире.

Этими настроениями были заражены люди в самых различных слоях советского общества задолго до 1937 года. Отражая отчасти ту атмосферу, которая господствовала среди многих советских людей, авторы очерка, опубликованного в книге о Беломорканале (Г. Гаузнер, Б. Лапин, Л. Славин), утверждали, что «опытные советские люди» могут «по особым внешним признакам» отличить «своих» от «чужих»… «Наш человек», говорят они, глядя внимательно. Или «не наш». Авторы книги без труда разглядели на улицах Москвы «не наших людей»: «Вот с вокзала идет группа крестьян с угрюмыми и насмешливыми лицами, в сибирских шубах, неся пилы, обернутые войлоком. По дороге они не прочь выпросить милостыню. Они расспрашивают прохожих, как пройти на завод. Они называют завод… Это беглые кулаки. И вот в сломавшемся станке рабочий находит подброшенный болт». Вслед за авторами книги миллионы советских людей были готовы объяснять сложные проблемы страны вредительством тайных врагов.

Обнаружили авторы «не наших людей» и на московском вокзале: «В углу ожидального зала трое мужчин сидят вокруг сложенных в кучу корзин и узлов. Они наклонили головы друг к другу. Разговаривают вполголоса, не спеша. Выражение их лиц сходно. Это лица грубо насмешливые, с оттенком странной постной наглости. Их разговор невозможно услышать. Если вы приблизитесь к ним, они сразу подозрительно замолкают и холодно смотрят на вас в упор. Это не воры. Они стерегут свои узлы с заботливым усердием собственников. Вот один из них показывает какие-то бумаги. Вот другой пишет письмо. Что это за люди? О чем пишет этот человек?»

В книге приводились отрывки из писем, сочинители которых были задержаны милицией, и видимо, по представлениям авторов главы, должны были служить неоспоримым доказательством враждебности к советскому строю. «Мир вам и радость от Господа нашего Иисуса Христа. Объединитеся духом Божиим и пойте аллилуя… Мы поем с женой псалом 528: голос веры, летит безжалостное время. Коллективизируют везде, и нет спасения, кто богаче. Я пока, слава Богу, жив и здоров по милости Господней и стою у ворот Содома, чего-то ждем…»

В другом письме, которое должно, по мысли авторов, разоблачить «не наших», говорилось: «Дорогой сын, сообщаем тебе, что входим в колхоз, со всех сторон теснят, приезжай скорей, а то в колхоз не принимают, говорят, вы имели наемный труд, а мы говорим — у нас в кооперации Петр. Целуем несчетно раз. Твои родители».

Обладатель этого письма, председатель колхоза в деревне Лыково Каширского района Петр Осипов, был арестован. Его обвинили в том, что «достав подложные документы на кооперативного работника, приехав в деревню, он был направлен в правление колхоза и, пользуясь своим положением, развалил колхоз».

Далее в очерке говорилось: «Странных людей вы можете встретить на узловых станциях. Вот быстро прошел по вокзалу какой-то человек, оглядываясь, забежал в общественную уборную и, придерживая рукой штаны, пишет на стене: „Знай, партеец, здесь был белогвардеец, скоро всем партейцам вешалка“. Он расписывается крестом и рисует на стене свастику. Этого человека не знает никто. По виду он обыкновенный гражданин. Он может поступить на завод или поехать в Москву. Завтра вы, может, встретите его уже на улицах Москвы, вот он идет мимо Кремля, смотрит на ленинский мавзолей».

Авторы книги предупреждали: «Но внешние признаки условны… Инженер носит русскую рубашку, его речь пестрит лозунгами, лицо открытое и честное. Но в его цеху учащаются аварии. Если попасть на его квартиру, где он снимает русскую рубашку как вицмундир и с облегчением повязывает галстук, то можно услышать следующий разговор, ставший известным из показаний на процессе вредителей пищевой промышленности: „Положение совершенно нетерпимо. Нельзя быть покойным ни на минуту“».

Эта книга была написана в 1933 году, за четыре года до начала всеобщей «охоты на ведьм». Это свидетельствовало о том, что уже тогда сложилась обстановка тотального недоверия. Быстрые перемены в жизни людей не сопровождались соответствующим развитием уровня культуры и моральных ценностей. Отречение же от дореволюционных ценностей, в том числе религиозных, создало в умах и душах многих людей вакуум, который оказался заполненным, с одной стороны, убогими пропагандистскими установками. С другой стороны, этот вакуум парадоксальным образом заполнялся вековыми предрассудками, а также новыми суевериями, рожденными в обывательской городской среде. Подобные примитивные представления о мире не могли породить нравственных ориентиров у людей относительно того, что плохо, а что хорошо, что можно, а что нельзя делать.

Доносы писали те, кто считал, что революция не доведена до конца, пока не уничтожены все знакомые им лично представители бывших правящих классов, которые вызывали у них жгучую зависть: «буржуазные специалисты» на производстве, занимавшие неплохое социальное положение, бывшие царские офицеры, которые высоко ценились в Красной Армии, «бывшие кулаки», которые, вернувшись из ссылок, не только успешно восстанавливали свои личные хозяйства, но и стали передовиками колхозного производства.

В то же время для других миллионов людей стремительные преобразования означали прежде всего катастрофические утраты, порождавшие у них жгучую ненависть к тем, кто преуспел после революции, и желание отомстить им. Неприязнь потомственных горожан к преуспевшим пришельцам из деревни также служила благодатной почвой для доносов. Жгучую ненависть к «победителям» испытывали и жители деревни, пострадавшие от коллективизации. Многие из них использовали репрессии для сведения счетов со своими личными соперниками или конкурентами. По мере того как в процесс «разоблачения» «тайных врагов» вовлекалось все большее число людей, количество обвиненных в антигосударственной деятельности быстро росло и главным образом за счет невиновных. Множились доносы и клеветнические доносы, а число арестованных и расстрелянных возрастало.

Страница