— Голос был прав. Ты умирал, и ты бы умер, если бы меня там не было. В этом опасность применения методик толтеков: они чрезвычайно эффективны, но большей частью и смертельны».
Все-таки еще раз попробую объяснить, почему Кастанеду «уносил» звук и почему это могло кончиться смертью… В детстве у меня был очень хороший пластмассовый пистолет, который стрелял присосками. Засовываешь в ствол шток с присоской на одном конце и грибковидной шляпкой на другом. Шток сжимает пружину, его шляпка цепляется за крючок. Затем, прицелившись и нажимая указательным пальцем на спуск, я тем самым опускал этот крючок вниз, он освобождал шток, сжавший пружину, и последняя выстреливала присоской. Чпок!
Отличное времяпрепровождение! Рекомендую.
Но постепенно я заметил, что присоска все хуже фиксируется в стволе. Приходилось несколько раз досылать ее, прежде чем крючок мог уцепиться за грибок. Крючок сточился.
Если у вас дома в электрощитке стоит защитный автомат старой конструкции, то после нескольких аварийных срабатываний он начинает хуже держаться, и может сорваться уже «по пустяку».
Сработка предохранителя. Пока он свеженький, он прекрасно держит. А потом…
У нас в мозгу стоит мощная защита, ограждающая рассудок от срыва в хаос. Опечатанный предохранитель не дает хулиганистому сознанию (то есть собственно рассудку, который является всего лишь небольшой частью человека — макушкой айсберга) по своей воле проникать внутрь себя — в подсознание, в бессознательное. Потому что там работает сложнейшая автоматика. А в хорошо работающую машину лучше не лезть, это вам любой механик скажет. Работает? Ну и не лезь! Не суй свои шаловливые ручки куда не надо! Видишь, написано — «Не влезай! Убьет!» Срывать пломбу и влезать туда можно, только если вдруг какая авария, если автоматика засбоила и уже не справляется, потому что вы свою машинку загнали — масло ей вовремя не меняли, не гоняли ее по дорогам, отчего она заржавела. Если в машине рак, например, или аутоиммунное расстройство, поневоле придется пломбу срывать и лезть внутрь. Но лучше все же не самому, лучше запустить специалиста. Потому что дилетант может все испортить.
Мозг — это сложная машина, которая осуществляет внутреннюю регуляцию — управляет перистальтикой, дыханием, сердечным ритмом, гладкой мускулатурой стенок сосудов, перевариванием, внутренней секрецией, согласованием работы всех этих систем и т. д. — при помощи системы электрохимических сигналов, циркулирующих внутри мозга по сложной топологии. Процесс этот, повторюсь, автоматизирован. Есть программы. Вы знаете, как они устроены? Нет? А поломать не боитесь, если толстыми мозолистыми пальцами — да в тонкие волосковые проводочки?
Но народ у нас любопытный, взял и полез внутрь. И вот ради интереса защита взломана — без разницы, с помощью галлюциногенного наркотика или гипноза. Это было непросто, вы изрядно потрудились: враз не получится, даже сильная химия не сразу может с этой задачей справиться — организм сопротивляется, он жить хочет! Но вы постарались, овладели йогой, остановили поток мыслей, накурились марихуаны, провалились дальше. И начали погружаться в эту безмятежную тишину… Вспомните, кстати, главное ощущение нашего героя Ивана перед клинической смертью — абсолютное спокойствие и полное равнодушие ко всему… Так вот, обретая это потустороннее спокойствие, которое уже намекает вам, что вы постепенно окунаетесь в смерть, останавливая потоки сигналов все глубже и глубже в своем мозгу, вы уверены, что погрузившись в это Абсолютное Ничто, которое есть просто остановка работы мозга, вы не проскочите точку невозврата? Уверены, что при сверхглубоком погружении останется хоть один активный очаг, который сможет послужить искрой, чтобы осуществить обратный запуск? А если вы погасите все, и нечему будет запускать машинку?
Почему нужен опытный инструктор? Почему дон Хуан в критический момент, когда «пассажир» утратил все точки опоры, когда из его пальцев выскользнула последняя соломинка и он начал неконтролируемое погружение, велел ему повращать глазами? Потому что в мозгу запустилась новая задача, возбудился очаг, отвечающий за мелкие мышцы глазного яблока. И, уцепившись за эту работу, мозг отвлекся. И остановился.
Возьмем дыхательный центр. Вы дышите автоматически, не задумываясь. Полная авторегулировка! Бывает дыхание спокойное и поверхностное, а когда надо — учащенное. Оно само знает, как надо. А вот у Кастанеды после трансовых практик часто бывало так, что ему становилось трудно дышать. Данное состояние можно выразить так: «Забыл, как дышать». Эти очень точные слова мне сказал мой коллега Леша Торгашев, который спокойно поехал в город Санкт-Петрбург на научный конгресс, познакомился там с одной психологиней, и она провела с ним психотерапевтический сеанс. О жизненных целях. О проблемах. Об идеалах. О внутренних зажимах, охраняющих идеалы… С виду это был простой разговор, но тетка оказалась настолько сильной, залезла Леше так глубоко в душу (читай, в мозги), что к концу сеанса он вдруг почувствовал, что не может дышать. Он забыл, как это делается, каждый вдох давался с усилием. Леша словно заново учился дышать, как ребенок учится ходить, познавая каждую мышцу и тем самым бесчисленными повторениями программируя мозг на автоматизм. Так происходит любое обучение: «повторение — мать учения». Наработка программы. Так вот, заново учась дышать, Леша восстанавливал сбитую программу… Кстати, тетке-психологу этот сеанс тоже дался нелегко. Спустившись после него на ужин, она ела так, будто разгрузила вагон с углем. Видит бог, было в этом сеансе что-то большее, чем просто разговор…
Дон Хуан честно предупреждал своего подопечного, что длительные трансовые прогулки внутри себя «могут повредить телу», и строго следил за правильностью выполнения упражнений. Но кастанедово тело все равно реагировало, перестраиваясь под другую личность, которой он становился:
«Три месяца прошли почти незаметно, но однажды, когда я находился в Лос-Анджелесе, я проснулся в ранний утренний час с невыносимой тяжестью в голове. Это не было головной болью. Скорее это походило на сильную тяжесть в ушах. Я ощущал эту тяжесть также на своих веках и на нёбе. Я сделал слабую попытку подняться и сесть. Мелькнула мысль, что у меня, вероятно, удар. Первой моей реакцией было позвать на помощь, но я все же как-то успокоился и попытался отделаться от страха. Через некоторое время давление в голове стало спадать, но оно стало расти в горле. Я задыхался, хрипел и кашлял некоторое время, затем давление постепенно переместилось ко мне на грудь, потом на живот, на таз, на ноги, на ступни и, наконец, оставило мое тело. То, что со мной происходило, чем бы оно ни было, заняло примерно два часа… Оно становилось все тяжелее и тяжелее, а отсюда нарастала и боль, сделавшись совсем нестерпимой к коленям и ступням, особенно в правой ступне, которая оставалась очень горячей еще тридцать пять минут после того, как вся боль и давление исчезли».
А через несколько лет антрополог вдруг начал обнаруживать у себя в памяти лакуны — провалы. Которые постепенно стали заполняться воспоминаниями. Причем для этих воспоминаний, по его собственным признаниям, он не находил «ни времени, ни пространства» в своей жизни. Позже выяснилось: это было частью технологии — старое звено магов накачивало новичков латентными знаниями, о которых те забывали, разбредаясь после накачки по жизни. И потом, со временем, постепенно вспоминали их, чувствуя неутолимый муравьиный зуд собраться вместе и начать формировать новое звено в поколении магов.