А с чего, собственно говоря, все началось? А «сигнал» поступил! От кого и какой, не сказали, зато предложили бедной маме тоже «сигналить», если что.
«Но, видать, на моем лице отобразилось нечто такое, что им даже пришлось оправдываться — мол, работа такая… Зато удалось услышать следующее честное признание: «Увы, нас мало, и пока нет возможности так следить за каждым ребенком, а вообще мы должны всех отслеживать».
Следует отметить еще одну важную вещь. Легкое, но заметное желание «комиссии» если и не поссорить, то расстроить наши с Дашкой отношения. Это выразилось и в попытках подкупить моего ребенка одеждой, игрушками, приглашениями прийти посмотреть, как хорошо живут дети в «реабилитационном центре». Намекали, что мама устает, у нее своя (!) жизнь, так что, если что, они готовы помочь, дабы всем было хорошо. Казалось, им, как инквизиторам, было необходимо выцепить из меня признание, что я иногда устаю от ребенка, а главное — эти разговоры велись в присутствии Дашки. С нами — не вышло. Но я с ужасом думаю, что они натворят в других семьях. В доме бывает всякое, отношения между детьми и родителями, как и любые отношения, живые, и попади такая «комиссия» на семейный разлад… что тогда? А тогда за вами придет ЮЮ (ювенальная юстиция. — А. Н) — более эффективный инструмент по изъятию ребенка, похлеще любой «комиссии».
Если же с матерью коса нашла на камень — мать и справляется, и не устала… тогда остается одно — заставить ребенка пожаловаться, что «дома плохо»… Для этого и создается ЮЮ, включая суды, где дети смогут подавать иски на своих родителей. С ребенком «договориться» проще… С легкостью (порой даже с удовольствием) жалуются на своих родителей дети-манипуляторы, эгоцентрики, избалованные, распущенные, демонстративные. Встречаются среди них и дети с нешуточными психическими заболеваниями. Например, шизофреники, страдающие неадекватным восприятием действительности. В том числе и отношений со взрослыми. Такие дети, особенно если их успели просветить насчет «прав ребенка», болезненно реагируют на любые замечания, считая их насилием над своей личностью. Они охотно шантажируют родителей угрозами уйти из дому, поменять семью и т. п. Таким детям только ЮЮ не хватает, чтобы уже на законных основаниях помыкать своими близкими…»
…На момент написания этой книги в России только обсуждается законодательство о ювенальной юстиции, которое поставит подобные «комиссии» и отъем детей у родителей на поток. Но уже создаются соответствующие структуры, уже сейчас чиновники, задачей которых является защита прав детей, как видите, весьма живо реагируют на «сигналы».
В комментариях к этому рассказу другая женщина поведала свою историю: «Тем, кто этого не проходил сам, понять будет сложно. Мы с сыном сейчас вашу статью читали и горько смеялись — прямо про нас… В нашем случае и анонима не было, а был собственный папенька, бывший прокурорский работник, который за аморальное поведение был изгнан из семьи и решил таким образом нам отомстить, со знанием дела катая на нас заявления во все инстанции. Тут же пошли ходоки — в школу, детскую больницу, к соседям, на мою работу и т. п., отовсюду посыпались вызовы. Прав, поверьте, у вас никаких нет. Нас вызывали везде — от отдела опеки до депутата, замордовали учителей, врачей, соседей, повестками все двери были утыканы — в почтовый ящик уже не вмещались… У нас дома принтер работал, как целая типография, распечатывая справки, копируя мои характеристики и дневник ребенка — поверьте, даже при моем вполне стервозном характере, приличной зарплате, огромной квартире, безукоризненном поведении и оценках ребенка отбиться было очень сложно. Как сделать, чтобы до этого не доходило? К сожалению, никак: любая сволочь на вас напишет бумажку, а оправдываться будете вы, и доказывать все будете вы — презумпция невиновности здесь не действует. Не пустите в дом — будут в милицейской машине у подъезда караулить. На телефонные звонки не будете отвечать — на работу придут. Не явитесь по вызову — через администрацию района наложат штраф. Ребенка же просто в неврастеника превратят постоянными хождениями по психологам и юристам».
Ювенальная юстиция даст еще один повод для расправ над людьми: на сей раз им будут угрожать арестом детей и помещением их в спецприемник или интернат. Ну, например, за то, что родители своих детей «неправильно» воспитывают. При Сталине анонимные стукачи обвиняли тех, кому хотели насолить, в антисоветских высказываниях или в рассказывании политических анекдотов. Сейчас можно накатать кляузу, в которой взять и обвинить человека в том, что он вредно влияет на собственных детей. И разного рода недоумки и мерзавцы не преминут этим воспользоваться.
Любопытно, что мой уже упомянутый вечный идеологический оппонент — боговерующий журналист Александр Минкин — однажды в радиоэфире открыто признался, что настолько не любит образ мысли Александра Никонова, что даже хотел написать на меня донос с целью лишения родительских прав. Ибо, по мнению Минкина, мой образ мысли портит моего ребенка. Потому что я не верю в бога и вообще придерживаюсь не тех идей, которые нравятся Минкину. Благими намерениями вымощена дорога в ад социализма…
В чем же опасность перегуманизированного общественного сознания? Не только в том, что сверхгуманизм превращается в свою полную противоположность — страдания конкретных людей во имя абстрактных идеологем. Главная беда — в инфантилизации общества. В том, что гипертрофия гуманизма порождает иждивенческие настроения. Люди начинают думать, что им все должны только потому, что они плохо живут. Государство мне обязано купить протез — только потому, что у меня нет ноги!.. Я не шучу. Я с этим столкнулся на программе Первого канала «Участок», куда меня пригласили в качестве эксперта. Программа была посвящена проблемам инвалидов, и меня до глубины души поразила степень инфантилизма, несамостоятельности нашего населения, которое свято убеждено в том, что не люди обеспечивают государство, а государство людей.
Идея, которую я пытался донести до публики, была проста: нужно создать такую прозрачную и удобную социальную среду, в которой увечные люди не будут чувствовать себя инвалидами. Если кругом есть пандусы для колясочников; если колясочник, как в Лондоне, может заехать на своей коляске в автобус, потому что из пола автобуса выезжает специальная аппарель; если любой колясочник может заехать в любое учреждение, получить образование, соответствующее своим способностям, то он в социальном плане никакой не инвалид, а полноценный человек. И, соответственно, в пенсии не нуждается. В Швейцарии, например, безногому программисту никакая пенсия не положена. Потому что программисту для работы ноги не нужны.
И эта простая идея вызвала встречный вал дикой ярости. Народ в зале возмущенно вопил, требуя не работы, но пенсий и льгот, пенсий и льгот, пенсий и льгот!.. И в глазах их светилась неистребимая уверенность: раз я инвалид, мне все должны!
— Как это не платить инвалиду пенсию, даже если он ходит на работу? — удивлялись наши люди. — Ведь ему трудно без ноги добираться на работу!
То есть получается, что инвалиду нужно платить не только за работу, но и за то, что он дает себе труд на работу приехать. А я знаю людей, которые ездят на работу в Москву из Клина. Это тоже нелегко. Им за трудности пути до работы тоже нужно пенсию платить?