Ресурсное государство - читать онлайн книгу. Автор: Симон Кордонский cтр.№ 20

В реальности общество существует, однако на самом деле общества как системы отношений, которая порождает государство и связана с ним органически, нет. То, что называется обществом, порождается тем, что называется государством, и не является тем обществом, которое описывается в трудах классиков социологии.

В реальности государство и граждане существуют. Но на самом деле в России нет государства в традиционном смысле этого термина, равно как нет и граждан (не говоря уже о гражданском обществе).

Либеральные экономисты считают, что в реальности в нашей стране нет экономики как деятельности и рынка как института, а нелиберальные экономисты считают, что и на самом деле никакого рынка не должно быть и что реальная экономика заключается в планировании и управлении материальными и финансовыми потоками.

В реальности в стране есть частный бизнес, но на самом деле этот бизнес в основном связан с госбюджетом и другими государственными активами, не производит прибавочной стоимости, жирует на государстве и полностью от него зависит.

В реальности средства массовой информации от имени народа ругают власть. Но на самом деле того, что называют (за рубежом) средствами массовой информации, у нас нет, а есть какое-то другое явление. Это явление несколько лет назад я назвал средствами информации того, что считается властью.

В реальности в стране есть власть, то есть то, что ругают СМИ. Но на самом деле российская власть не имеет необходимых атрибутов: это не власть авторитета, не власть денег, не власть идеи, не власть силы, не власть права или обычая. На самом деле это какая-то иная власть, не такая, какую импортные политологи описывают в своих трудах.

В реальности есть народ, от имени которого говорят публицисты. Но на самом деле народа нет, а есть 145 миллионов человек, говорящих на одном языке и живущих в разных регионах большой страны. Народом их делает разве что телевизор.

Если рассматривать в реальности оппозицию народ — власть, то оказывается, что власть принадлежит ТВ и проводному радиовещанию. В реальности телевизор и радиоточка — это источник власти и ее применение одновременно. А на самом деле все далеко не так просто.

Структура русского языка, как представляется, не способна отразить отношения между в реальности и на самом деле. Люди живут одновременно и в реальности, и на самом деле, говорят об одном, делают другое, думают о третьем, причем корреляция между делами и думами зачастую невыразима в словах. В исключительных случаях мы можем выразить это соотношение через антонимы: если в реальности объявлена борьба с преступностью, то на самом деле сажать будут невинных; если объявлена экономическая реформа, то грядет грабеж; если впереди выборы, значит, выбирать не из кого; если провозглашают борьбу за справедливость, то будут расстреливать, и пр.

Онтологическое единство и логическая несовместимость реальности и на самом деле порождают дискомфорт, когда слова не способны выразить в полной мере ни положения говорящего в структуре социального бытия, ни его отношения к этому бытию. Вероятно, от этого происходит и мучительный накал политико-философских дискуссий, когда один дискутант говорит о том, что есть в реальности, а другой ему возражает, что на самом деле все не так.

Раздвоенность придает жизни своеобразную авантюрность, от которой некоторые иностранцы впадают в ступор и из-за отсутствия которой эмигранты страдают ностальгией. Русские, которые не могут понять или принять эту онтологическую раздвоенность русского бытия и действуют так, как будто ее нет (назову их реалистами), чаще всего считаются дураками, или подлецами, или иностранными агентами.

Реалисты не склонны обращать внимание на то, что есть и происходит на самом деле. Они уверены в том, что Россия при некоторой специфике — такая же страна, как и прочие. Они убеждены, что в ней есть государство, есть общество, есть экономика и народ, который стремится к демократии. И они действуют так, как будто все эти реалии есть. Их реальность действительно существует, но скорее как результат деятельности и ожиданий реалистов. А на самом деле эта реальность — лишь форма приспособления того, что есть на самом деле, к активности реалистов.

Импортные понятийные сетки, которые реалисты накидывают на нашу жизнь, выхватывают в ней фрагменты, в чем-то похожие на традиционные и известные социально-экономические институты: на государство и общество, на город и село, на бизнес и экономику — но эти сетки в принципе не способны ухватить то, что есть на самом деле. Существующее на самом деле в принципе не может быть описано в терминах теорий, созданных для описания реальности. Поэтому всамделишное кажется реалистам несуществующим, несущественным, не имеющим права на существование, в то время как реальность кажется общеизвестной и самодостаточной, хотя и недостижимой в наших условиях из-за привходящих обстоятельств.

Понятия, заимствованные из традиционных наук об обществе, формируют реальность слов и институтов, деятельность которых связана с актами речи. «Парламент» и «кабинет министров», «президент» и «правительство», «демократия», «авторитаризм», «регионы» и «прокуратура», «конституция», «политика» и «импичмент» — все это заимствованные слова, обозначающие то, что есть только в реальности.

Реальность в русской жизни есть то, о чем можно говорить официально, причем говорить как о потенциальной возможности и как о цели деятельности: укрепление государства, развитие гражданского общества и личности, становление демократии — это возможные реальности для России.

На самом деле есть другой язык, собственно русский, бытовой, и разговоры о сути дела возможно вести лишь на нем. Необходимость лингвистически одновременно существовать и в нормативной реальности, и на самом деле для непривычных к этому людей тягостна, и многие (например, некоторые бывшие премьеры) не смогли в полной мере овладеть искусством перехода от языка в реальности к языку на самом деле и наоборот.

Многослойность создает проблему действенности языка как социального явления, так как смысл произнесенных слов (социальных действий в реальности) слабо соотносится со смыслом действий на самом деле, который понятен без слов. Эта неразрешимость стала одной из основ для реанимации философии «русской специфики», «русского национального характера», «особого пути России» и т. д. Невозможность однозначно ответить на вопрос: «Что же действительно существует?» — в этой философии интерпретируется вне социальной эмпирии, вне онтологического единства реальности и на самом деле и их несомненной раздвоенности и неоднозначности.

Отношения между реальностью и на самом деле существенно ограничивают саму возможность реформирования. Ведь реформирование осуществляется в реальности, а на самом деле никакого реформирования нет, а есть что-то другое, невыразимое в языке тех теорий, которые лежат в основаниях реформ. Государство в реальности продолжит реформы, а на самом деле люди будут продолжать считать реформы еще одной московской аферой.