Охота. Я и военные преступники - читать онлайн книгу. Автор: Карла дель Понте, Чак Судетич cтр.№ 100

Требования секретности не позволяют мне рассказать о рекомендациях, полученных судебной палатой, в поддержку условного освобождения Станишича и Симатовича. Секретность не позволяет назвать и организации, которые давали подобные рекомендации. В конце концов, судебная палата сочла, что на свободе обвиняемые не будут представлять опасности для жертв или свидетелей. Данное решение основывалось и на «личных гарантиях», данных Станишичем и Симатовичем, и на том факте, что судьи предписали обвиняемым не вступать в контакты с жертвами и свидетелями.

Станишич и Симатович немедленно вернулись в Белград. Хочу еще раз подчеркнуть, что прокурорская служба не уполномочена выполнять полицейские функции. Доказать запугивание свидетелей очень сложно, даже если прокурор располагает средствами для расследования данного обвинения. К сожалению, я не имею права обсуждать прямые жалобы, получаемые нами от потенциальных свидетелей, которые могли вполне реально почувствовать, что в сербских лесах появилось еще два «медведя». Но могу сказать, что спустя несколько месяцев после принятия судебной палатой решения об условном освобождении, один западный дипломат, который внимательно следил за политической обстановкой в Сербии и за состоянием сотрудничества этой страны с трибуналом, сообщил мне о своих подозрениях: он считал, что Станишич активно способствует тому, чтобы Младич оставался на свободе. По словам того же дипломата, правительство Коштуницы горько сожалеет о решении освободить этих людей.

31 августа 2004 года в зале № 1 возобновилось слушание дела Милошевича. Милошевич начал предъявлять аргументы защиты. Он решил защищать себя сам, не прибегая к услугам адвокатов. Это позволило ему затрагивать политические вопросы, произносить пламенные речи, апеллируя к своим сторонникам в Сербии и во всем мире. Милошевич по-своему истолковывал все произошедшее в Югославии:

Есть один фундаментальный исторический факт, из которого следует исходить, чтобы понять обсуждаемые события, и из которого проистекло все, что происходило на территории Югославии с 1991 года по сей день. Это насильственное разрушение европейского государства, Югославии, которая возникла из государственности Сербии, единственной союзницы демократического мира в этом регионе на протяжении последних двух столетий.

Милошевич считал Сербию жертвой и только жертвой. Он заявил, что Германия, Ватикан, США и государства-члены Евросоюза организовали заговор для уничтожения Югославии. Он утверждал, что в 1991 году сербы в Хорватии столкнулись с явной угрозой геноцида. Милошевич описал военный парад, состоявшийся в Загребе 28 мая 1991 года. На этом параде Туджман появился в военной форме, достойной Тито. Все солдаты, принимавшие участие в церемонии были вооружены автоматами, предположительно поставленными в Хорватию из Германии. Разумеется, Милошевич и словом не обмолвился о том, что накануне парада дважды встречался с Туджманом, чтобы обсудить раздел Боснии и Герцеговины.

Затем он охарактеризовал войну в Боснии и Герцеговине как религиозную — по его словам, это была борьба страдающего христианства против воинственного ислама. Он снова заявил, что трибунал по Югославии — незаконный институт. Ту же точку зрения он отстаивал в течение последующих двух лет. Все это время Милошевич сосредоточивался на исторических темах, связанных с Косово, но не с Боснией и Герцеговиной и Хорватией. Надо признать, что через два дня после произнесения Милошевичем вступительной речи судебная палата попыталась назначить ему адвоката. Но эта попытка провалилась, после того как Милошевич и большая часть его свидетелей отказались сотрудничать с адвокатами, предложенными судебной палатой, Стивеном Кеем и Джиллиан Хиггинс. Эти британские юристы сотрудничали с трибуналом с самого начала его работы. Милошевич подал апелляцию на действия судебной палаты, и решение было отменено. Судьи оказались в ужасном положении: время, отведенное на выступления защиты, шло, а Милошевич не представлял никаких контраргументов по основным обвинительным заключениям — о преступлениях, совершенных на территории Боснии и Герцеговины и в Хорватии. Я считала, что подобная немыслимая ситуация никогда не возникла бы, если бы судебная палата вынудила Милошевича с самого начала процесса пригласить адвоката.

В начале октября мне пришлось вернуться в Белград, чтобы подготовить очередной доклад Совету безопасности ООН по сотрудничеству Сербии и Черногории с Международным трибуналом. Мы, не афишируя своего решения, свернули охоту за Младичем, хотя всего несколькими неделями ранее Белград сообщил нам, что гражданская и военная разведка совместно с представителями дружественных правительств организовали специальную следственную бригаду, единственной задачей которой является арест Младича. Нам говорили, что жена Младича и его сын Дарко находятся под постоянным наблюдением. Нам говорили, что в домах Младича в Белграде и в деревне Златибор близ границы с Боснией были проведены обыски, которые не принесли никаких результатов. (Насколько я помню, именно в то время до нас дошла информация о том, что Младич начал разводить пчел и поселился близ города Валево в коттедже, принадлежащем армии. Так что «медведь» действительно находился в лесу…)

1 октября я встретилась с Коштуницей. Он сразу же признал очевидное: даже если Сербии каким-то образом удастся задержать около двадцати обвиняемых, проживающих на территории страны и в сербской части Боснии и Герцеговины, оценить степень сотрудничества Белграда с трибуналом можно будет только после ареста Ратко Младича. (Другой обвиняемый, Караджич, считался проблемой Республики Сербской и НАТО.) Коштуница, как и Вуйович пятью месяцами раньше, заверил меня в том, что Сербия и дружественные ей страны делают все, что в их силах, чтобы обнаружить Младича и других обвиняемых, за исключением четырех генералов, обвиняемых в этнических чистках в Косово. Он объяснил, что арестовать генералов весьма затруднительно в связи с вопросом о будущем статусе Косово. «Эту задачу может выполнить сербский суд, — настаивал Коштуница. — Правительство вполне осознает необходимость сотрудничества, но в то же время отвечает и за политическую обстановку в стране».

Я поблагодарила Коштуницу. Наконец-то он подтвердил, что Сербия должна сотрудничать с трибуналом. Однако я напомнила о том, что за несколько месяцев не было произведено ни одного ареста, хотя трибунал и другие стороны предоставляли Белграду информацию о местонахождении разыскиваемых. «Я понимаю трудности вашей страны, — сказала я. — Но мне нужны результаты. Только тогда я смогу доложить Совету безопасности о том, что Сербия в полной мере сотрудничает с трибуналом». Я сообщила Коштунице о том, что из разведывательных источников мы получили информацию о местонахождении Младича. По нашей информации, он жил в городе Опленац, южнее Белграда, а сейчас находится под наблюдением в военном комплексе в сербской столице. Я также сказала и о том, что в этих сведениях есть одна тревожная деталь: сербские власти сознательно воздерживаются от ареста Младича, поскольку Белград собирается в обмен на это потребовать от международного сообщества гарантий сохранения Косово в составе Сербии.

Коштуница фыркнул.

Я обратилась к нему с просьбой прекратить выплачивать Младичу военную пенсию. Коштуница связался со своим советником, и тот немедленно ответил, что по местным законам лишить генерала пенсии невозможно. Подобный ответ показался мне абсурдным. (Представьте ситуацию, при которой человек, обвиненный в массовых убийствах, живет на свободе и получает пенсию. А теперь представьте правительство, которое утверждает, что не может заморозить счет обвиняемого или лишить его пенсии, пока он не сдастся. А теперь представьте правительство, которое не арестовывает человека, обвиненного в массовых убийствах, а лишь вежливо просит, чтобы он сдался добровольно. Вот с такой извращенной картиной мира мы должны были, по мнению Коштуницы, смириться.) Я спросила сербского премьера, что произойдет, если политика правительства по убеждению обвиняемых сдаться добровольно не принесет плодов. Не получив удовлетворительного ответа, я потребовала немедленного ареста и выдачи обвиняемого. Я сказала, что не собираюсь вечно ждать, пока сербские власти убедят его сдаться добровольно.