Уроки русского. Роковые силы - читать онлайн книгу. Автор: Вадим Кожинов, Виктор Кожемяко cтр.№ 35

Вад. К. По моим подсчетам, ко времени завершения первой книги «Тихого Дона» у него уже был как минимум семилетний стаж литературной работы, которую он начал, по всей видимости, в возрасте где-то около 19 лет. Стало известно, например, что в 1920 году им было написано несколько пьес для станичного самодеятельного театра. Потом были «Донские рассказы». Мы должны учитывать, что в ту пору люди вообще взрослели необыкновенно рано. Могу напомнить: «Барсуки» Леонида Леонова и «Разгром» Александра Фадеева были завершены, когда авторам их не исполнилось даже 25 лет.

Невозможно сбрасывать со счета и природные данные — то, что называется дар Божий. Едва ли справедливо подвергать сомнению гений Шолохова. Тогда давайте уж вовсе откажемся от понятия гениальности…

Вик. К. Вы согласитесь, что есть значительная политическая составляющая в непрекращающихся нападках на Шолохова?

Вад. К. Соглашусь. На него нападают как на советского писателя номер один, как на «любимца» Сталина, чуть ли не его «подручного». Хотя вряд ли правомерно усматривать это, допустим, в факте, что «Тихий Дон» был удостоен Сталинской премии первой степени. Путь к этому был весьма тернист, включая едва не состоявшийся арест автора казачьей эпопеи.

Тем не менее Шолохова считают «сталинистом» за его «близость» к Сталину, а вот Булгакова, или Пастернака, или Эренбурга, конечно, таковыми не считают. Однако известно, что Сталин звонил Булгакову, вступался за него и помогал ему, а тот даже написал пьесу о Сталине. Звонил вождь и Пастернаку, тот писал стихи о Сталине. А сколько строк посвятил Сталину в своих произведениях Эренбург! У Шолохова подобного вы не найдете, но высокое признание его творчества в сталинское время считается достаточным для развязных и подчас просто грязных поношений.

Вик. К. В ряду активнейших «поносителей» — Александр Солженицын, чьи целеустремленные усилия дали новый импульс поутихшим было разговорам о «плагиате». Это что — инстинкт зацикленного антисоветчика или проявление некоего психологического комплекса, включающего личную зависть?

Вад. К. Выносить диагноз я не берусь. Солженицын вспоминал, что версия, по которой Шолохов нашел якобы готовую чужую рукопись «Тихого Дона», была ему известна еще с 1930 года, то есть с 12 лет. Не знаю, насколько тогда он верил в нее. Во всяком случае, больше тридцати лет спустя, после встречи с Шолоховым на приеме у Хрущева 17 декабря 1962 года, Александр Исаевич направил ему письмо, которое теперь мы знаем и в котором говорится совсем о другом. А именно:

«Я очень сожалею, что вся обстановка встречи 17 декабря, совершенно для меня необычная, и то обстоятельство, что я как раз перед Вами был представлен Никите Сергеевичу, помешали мне выразить Вам тогда мое неизменное чувство: как высоко я ценю автора бессмертного «Тихого Дона»…

Обратите внимание: чувство — неизменное. Однако по прошествии не столь уж длительного времени Солженицын действительно активнейшим образом включился в очередную антишолоховскую кампанию.

Вик. К. «Антишолоховская» была в равной мере и антисоветской, хотя это, разумеется, напрямую не декларировалось.

Вад. К. Весьма прискорбно, когда соображения, далекие от литературных, вмешиваются в собственно литературную жизнь. Меня, признаюсь, более всего заботит сегодня необходимость донести до читателей то высшее, поистине величайшее значение, которое принадлежит эпопее Шолохова как в русской, так и в мировой литературе. Я пишу статью об этом, а затем очень хотел бы собрать в книгу свои работы о вершинных произведениях отечественной литературы, где «Тихий Дон» будет вместе с «Мертвыми душами», «Преступлением и наказанием», поздней лирикой Пушкина…

Вик. К. Могли бы мы со временем более обстоятельно поговорить о Шолохове? Скажем, в связи с этой вашей будущей книгой, о которой вы сказали. Я чувствую немалую потребность такого разговора для наших читателей, а главное — для защиты шолоховской правды от неправды, которая на него обрушивается.

Вад. К. Я думаю, у нас будет возможность развернуть эту тему не «на ходу»…

…Январь 1997 г.

Виктор КОЖЕМЯКО . К работам Кожинова многих влечет сегодня ваше, Вадим Валерианович, уникальное умение раскрывать тайны и разгадывать загадки отечественной истории. Но есть и еще одно, для меня не менее важное, направление вашего труда. Это — углубленный исследовательский взгляд на истоки русской культуры, ее самобытные особенности и ее состояние в нынешнее время. Состояние, которое вызывает у вас острейшую тревогу.

Среди недавних работ этого направления наибольший мой интерес (думаю, не только мой!) вызвала ваша статься «О главной основе отечественной культуры». Признаюсь, меня восхитило прежде всего то, что эту главную основу вы увидели… в песне — и твердо, аргументировано, убедительно утверждаете свою мысль. Мне это невероятно близко и дорого: ведь я не раз говорил вам о давно возникшем у меня ощущении какой-то особой необходимости песни для нашего народа, какой-то ни с чем не сравнимой ее роли в самые роковые и самые тяжелые для страны времена — скажем, в годы Великой Отечественной войны, а затем после ее окончания. То есть я радуюсь утверждаемому вами «тезису» и всей душой разделяю ваши доказательства. Но не полагаете ли вы, что многим читателям, даже обычно принимающим вполне согласно ход ваших мыслей, оценка песни именно как главной основы отечественной культуры может показаться завышенной, чрезмерной или слишком категоричной?

Вадим КОЖИНОВ. Я мог это предположить уже тогда, когда еще только брался за изложение своих мыслей на сей счет. А некоторые отклики после публикации статьи, собственно, подтвердили сказанное вами. Что ж, несогласные в чем-то бывают и среди близких по духу людей. В данном же случае сомнения высказываются, считаю, не о сути моей оценки, а, так сказать, о ее «мере»…

Однако если говорить и о «мере», я продолжаю стоять на своем. Я исхожу, как вы могли заметить, из оценки разных по своей значительности проявлений, слагающих так или иначе нашу жизнь. Есть здесь менее важное, более важное, а есть такое, без чего просто нельзя обойтись, хотя мы об этом в обычных условиях даже не задумываемся. Можно ли, например, прожить без воздуха? Не получится и нескольких минут. Но практически вспоминаем мы про это лишь тогда, когда по какой-либо причине нормального воздуха лишаемся и начинаем задыхаться.

Сейчас вовсю говорят об угрозе самому существованию человечества в связи с отравлением и крайним загрязнением атмосферы. Однако не менее очевидной, по-моему, становится и другая угроза — полного оскудения духовного мира, когда человек фактически уже перестает быть человеком. Эта опасность все реальнее, поскольку буквально на глазах у нас сокращается, сужается, истончается многое из того, что составляло духовное содержание и достояние нашей страны. Изымается и отравляется уже самое необходимое — по сути тот воздух, без которого невозможно жить! Кстати, единый корень в словах «воздух» и «духовность», по-моему, не случаен, а вполне закономерен.