Победы и беды России - читать онлайн книгу. Автор: Вадим Кожинов cтр.№ 98

Тем более это относится к искусству М. Т. Высотского, о котором его ученик М. А. Стахович говорил: «Игра его отличалась… классическою ровностию тона, а вместе смелостью, быстротой, особого рода задушевностью… и необыкновенною певучестью, но не тою слащавою певучестью или злоупотреблением экспрессии, переходящей в декламаторство, а классическою обработкою ровности тона — оттого игра его оставляла необыкновенное, истинно музыкальное впечатление… Он мог все играть, и трудностей для него не существовало… Главное, чем он поражал в игре слушателя, было его фантазирование — все в новых оборотах, в самых роскошных пассажах и с нескончаемым богатством модуляции и аккордов» (речь идет о том, что ныне обычно называют импровизацией).

Здесь уместно, забегая вперед, сказать, что все это присуще и искусству замечательного современного гитариста С. Д. Орехова (которого многие знают по его выступлениям по Центральному телевидению), — притом равным образом в исполнении и. классической, и самой элементарной, «бытовой» музыки.

Но продолжим наше размышление об истории отечественной гитары. В эпоху Михаила Высотского гитара сыграла неоценимо важную роль в развитии музыкальной культуры, и даже шире — культуры в целом. Достаточно будет упомянуть о том, что чуть ли не все творения Глинки — включая основные элементы партитуры «Ивана Сусанина» и «Руслана и Людмилы» — были переложены для гитары и в этом своем воплощении стали достоянием самых широких кругов слушателей.

С другой стороны, именно в сопровождении гитары исполнялись, распространяясь по всей России, песни и романсы Алябьева, Варламова, Гурилева, Глинки, Даргомыжского и других композиторов первой половины XIX века на стихи Пушкина, Жуковского, Дельвига, Боратынского, Языкова, Вяземского, Лермонтова, Кольцова, молодого Фета. Можно без всякого преувеличения сказать, что классическая поэзия без участия гитары не смогла бы в такой степени проникнуть в души людей, принадлежащих к самым разным общественным слоям, и стать своего рода фундаментом русского эстетического самосознания.

Словом, значение искусства гитары в «золотой» — пушкинско-глинкинский — век отечественной культуры было чрезвычайно велико и многообразно. И вполне естественно, что гитара — о чем уже шла речь — соперничала тогда с фортепьяно, не говоря уже о других инструментах.

* * *

И все же… все же этот плодотворный расцвет искусства гитары, начиная с 1840-х годов, сменяется длительным периодом упадка и даже вырождения. Ближайшей и очевидной причиной драматической судьбы гитары был тот факт, что в 40-е годы, и особенно позже, музыка выходит из своего, главным образом, «домашнего» бытия во все увеличивающиеся в объеме концертные залы, где звучание гитары слишком резко проигрывало в сравнении с фортепьяно или скрипкой (вопрос этот разобран в упоминавшемся исследовании Б. Л. Вольмана). Дело было даже не столько в относительной «негромкости» гитары, сколько в том, что в просторных залах гасли специфические гитарные модуляции, терялись певучесть и богатство обертонов (кстати сказать, к середине XIX века на долгие годы сходит с музыкальной авансцены и европейская — испанская — гитара).

Но решительное оттеснение гитары на задний план было обусловлено и тем, что она соответствовала начальной поре русской музыкальной культуры, а зрелость требовала всемерного развития фортепьянной и симфонической музыки. И даже те композиторы второй половины XIX века, которые, как нам известно, высоко ценили гитару — Даргомыжский, Балакирев, Чайковский, Мусоргский — все же не уделяют ей сколько-нибудь серьезного внимания.

Разумеется, гитара отнюдь не исчезла в 40-е и позднейшие годы, она продолжала звучать по всей России. Но она надолго стала чисто «бытовым» инструментом, почти полностью оторванным от высокого и серьезного в музыке. Уже в середине XIX века сохранялись только лишь отдельные небольшие очаги подлинного искусства гитары. Одним из них был круг сподвижников и друзей нашего величайшего драматурга Островского, в театре которого гитара занимала очень большое, даже исключительное место. Среди ведущих представителей этого круга — не расстававшиеся со своим инструментом ученики Высотского Аполлон Григорьев (1822–1864) и Михаил Стахович (1819–1858), которые к тому же первыми дали глубокое осмысление и оценку искусства русской гитары. Они были тесно связаны и с еще одним учеником Высотского — И. В. Васильевым, после кончины И. О. Соколова возглавившим лучший тогдашний цыганский хор; именно Васильев сочинил знаменитую «Цыганскую венгерку» (слова Аполлона Григорьева).

Но, несмотря на то, что в кругу людей, о которых идет речь, развертывалась тогда деятельность замечательных композиторов и музыкантов А. И. Дюбюка и К. П. Вильбоа (первый известен всем и сегодня своей песней «Ах, мороз, мороз…», второй — «Нелюдимо наше море» на слова Языкова), они все же находились далеко не в центре музыкальной культуры эпохи, а, так сказать, на ее обочине. Страстный интерес к гитаре, характерный для этого круга, многим казался уже некой странной оригинальностью, даже чудачеством.

Ныне же ясно видно, что и во второй половине XIX века искусство гитары оставалось неотъемлемой органической частью отечественной культуры. Это наглядно выразилось в литературе того времени. Гитара как бы постоянно присутствует в лирике Фета, Полонского, Мея (все они с молодых лет были близки к Аполлону Григорьеву), в драматургии Островского, в прозе Тургенева, Лескова, Толстого (позднее, уже в XX веке, искусство гитары очень много значило для Блока и Есенина).

Толстой знал Григорьева и Стаховича, а также неоднократно слушал Ивана Васильева и его хор (впечатления эти отразились в «Двух гусарах», «Живом трупе» и других толстовских произведениях). Пластичный словесный образ русской гитары создал Толстой в «Войне и мире», вложив восторг перед ней в свою любимую героиню, обладающую высшей музыкальностью.

В знаменитой сцене охоты дядюшка Ростовых играет на гитаре «По улице мостовой»:

«Дядюшка продолжал чисто, старательно и энергически твердо отделывать песню… Дальше расходилась песня, ускорялся темп и в местах переборов отрывалось что-то.

— Прелесть, прелесть, дядюшка! еще, еще! — закричала Наташа, как только он кончил. — Николенька, Николенька! — говорила она, оглядываясь на брата и как бы спрашивая его: что же это такое?..

— Ну, ну, голубчик, дядюшка, — таким умоляющим голосом застонала Наташа, как будто жизнь ее зависела от этого».

Такую музыку Толстой считал «у нас в России единственным переходом от музыки народной к музыке ученой», — и нельзя не осознавать всю важность существования этого перехода.

Необходимо сказать еще и о том, что образ Наташи Ростовой — «лучший» и стержневой образ толстовской эпопеи, и что наиболее глубокая суть этой героини раскрывается в ее высшей музыкальности. И вот оказывается, что самое сильное, захватывающее музыкальное переживание Наташи («как будто жизнь ее зависела…») вызвано не чем-нибудь, а именно гитарой… И это не случайно.

В игре гитариста-любителя, воссозданной Толстым, есть несомненные отзвуки того искусства, корифеем которого был Михаил Высотский (между прочим, замечательная обработка песни «По улице мостовой» принадлежала к его основному репертуару). Но поскольку как раз ко времени появления «Войны и мира» гитара почти уходит из мира большого искусства, начинает снижаться уровень игры на ней вообще, ибо нет уже очевидных подлинных образцов, вдохновлявших и самых рядовых исполнителей.