Заговор против мира. Кто развязал Первую мировую войну - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Брюханов cтр.№ 31

Повторим слова Лукашевича: «мы торопились». А куда, собственно, было торопиться?..

Цареубийство всегда было непростой технической задачей, но после того, как Александр III перестал прятаться от уничтоженного «Исполнительного Комитета Народной Воли» и отсиживаться в тщательно охраняемой Гатчине, шансы на успех террористов периодически возникали. А 17/29 октября 1888 года при железнодорожной катастрофе у станции Борки едва не погибло все царское семейство – безо всякого злого умысла! Если браться за цареубийство, то искать возможности к террористическому успеху было можно и нужно решительно, но обдуманно и не торопясь!

Торопливое же стремление к цареубийству не позднее начала марта 1887 нужно искать не в происках полиции, уже наступавшей на пятки заговорщикам: эти происки были замечены не ранее конца января и сами, по-видимому, стали следствием той суеты, которую развили заговорщики с начала января (что побудило и к написанию и посылке пресловутого письма Андреюшкина в Харьков) и которую не могли не заметить анонимные стукачи, наверняка уже державшие в поле зрения хотя бы одного Говорухина. Но никаких объяснений своей торопливости никто из заговорщиков так никогда и не представил.

Мы можем указать на единственное важнейшее и быстро надвигающееся обстоятельство, которое должно было влиять на поведение буквально всех европейцев, имеющих раскрытые глаза и уши: приближающуюся войну (позже так и не состоявшуюся), которую четко предсказал и обрисовал Бисмарк, выступая в Рейхстаге. Воевать зимой тогда в Европе было все-таки не принято, и начало серьезной войны должно было происходить не ранее апреля; до этого, следовательно, должны были завершиться дипломатические приготовления – и все прочие. Решение же о нападении нужно было принять заранее – сразу вслед за подписанием договора Германии с Россией о сохранении последней нейтралитета в этой войне (но не до того, как это фактически сделал Бисмарк!). Таковой договор еще не был подписан, но выступление Бисмарка свидетельствовало о том, что это – вопрос дней.

Все это позволяет логически связать происходившее в студенческих квартирах Петербурга с развитием международной ситуации.

Мог ли Бисмарк быть уверен в успехе своей дипломатии, сводившейся к простой идее – получить карт-бланш на разгром Франции? По мнению Н.П.Мещерского – уже не мог.

На самом же деле в конце 1886 и в начале 1887 года Александр III еще колебался. Едва ли без его предварительной санкции Шуваловы решились бы на столь серьезнейшие по содержанию и ответственности переговоры, что происходили в январе. Договор, подготовленный ими, все-таки не был подписан, хотя и не в характере Александра III было уклоняться от выполнения собственных обязательств.

Мог ли такой исход заранее предполагать Бисмарк?

По-видимому – мог, тем более что русские его уже неоднократно подводили, как и он их. Тогда получается четкое развитие схемы: нигилисты сами бессильны, полякам цареубийство не нужно, а единственный, кто заинтересован потрясти Россию, потому что у него без этого ничего не получается – это Бисмарк!

Следовательно, Н.П.Мещерский был прав, и Александру III следовало поступать так, как он и поступил: уклонился от подписания договора с Германией – ведь согласитесь, что нельзя же подписывать серьезные соглашения с людьми, которые оплачивают ваше убийство!

И очередная «военная тревога», заставив напрячься Европу в апреле 1887 года, снова окончилась ничем: не получив российской гарантии нейтралитета, Бисмарк и его генералы вынуждены были отказаться от планов разгрома Франции.

Но действительно ли Бисмарк (или его военные, или дипломаты, или разведчики) «заказывали» и оплачивали убийство царя Александра III?

Выяснить это достоверно, разумеется, невозможно – как не было возможно и в 1887 году, но можно логически порассуждать.

Если Бисмарк был уверен в том, что царь не подпишет договор, подготовленный Шуваловыми, то убивать царя вполне определенно имело смысл.

Если Бисмарк был уверен в том, что царь подпишет договор, подготовленный Шуваловыми, то убивать царя не имело никакого смысла.

Если Бисмарк ни в чем не был уверен, то тем более едва ли рационально было связываться с такой аморальной и, главное, сомнительной по результатам акцией, как цареубийство.

Что же происходило на практике?

На практике отказ царя подписать договор оказался оглушительным неуспехом Бисмарка и сюрпризом, совершенно для него неожиданным. Он перечеркнул все дипломатические достижения Бисмарка, с которыми тот рискнул выступить в январе 1887 перед всей Германией и всей Европой – и снова, как в 1875 году, оказался осмеян и оплеван. Совершенно иррациональное поведение Бисмарка в продолжении 1887 года показывает, насколько он вышел из себя.

На наш взгляд, именно выступление в Рейхстаге в январе, явно и напрасно опередившее окончательное решение поставленной Бисмарком задачи, а затем заметная потеря самообладания и являются психологическим алиби Бисмарка в отношении цареубийства.

Бисмарк совершенно не числил за собой собственной вины за оплеуху, которую ему внезапно нанесли, и, по-видимому, не понимал ее мотивов и причин: ведь если он не был инициатором цареубийства, то ему и в голову не могло прийти, что его закулисно заподозрили и обвинили в этом деле – такие обвинения никогда не звучали ни при каких официальных и неофициальных международных контактах и не публиковались в независимой и тем более официальной прессе [183] .

Но коль скоро это так, так кто же виноват в таком скандальном развитии международных событий?

И тут мы снова доложны вернуться к польскому следу, который вовсе не был выдумкой и носил вполне материальный характер.

Цареубийство как самоцель поляков не устраивало – это понятно. А вот что их устраивало еще меньше?

Еще меньше поляков устроило бы то, что Бисмарк и царь полностью договорились бы друг с другом, осуществили разработанные планы и получили затем немыслимые преимущества: Германия – поверженную Францию, которой уже постарались бы не дать снова восстановиться, а Россия – желанные Проливы.

Выгоды Германии и России были очевидны, невыгоды Польши – тоже.

При таком развитии событий мир и дружба между Россией и Германией могли бы затянуться на века, а следовательно – на такой же срок или вовсе навсегда отодвинулось бы и воссоздание Польши: ведь Германия и Россия, достигнув высшей степени собственного могущества, еще менее будут считаться с интересами польского народа, чем считались до того. Бисмарк в январе-феврале 1887 года, когда он продолжал еще рассчитывать на заключение договора с Россией, продемонстрировал это со всей отчетливостью.

Как же могли этому помешать поляки? – Именно так, как и помешали.