Заговор против мира. Кто развязал Первую мировую войну - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Брюханов cтр.№ 130

С последним, пытавшимся финансировать еще «Исполнительный Комитет Народной Воли», Святополк-Мирский и Лопухин еще в октябре вели переговоры по поводу условий проведения упомянутого Земского съезда. Был достигнут компромисс, согласно которому съезд не был разрешен и не был запрещен: делегаты заседали под видом частных встреч и каждый раз на другой квартире.

В общем, сконцентрировался достаточно мощный аристократический блок, противостоять давлению которого царю было довольно трудно. Поэтому на 2 декабря было назначено совещание под председательством Николая II по обсуждению предложений министра внутренних дел. Все эти закулисные переговоры происходили на фоне совершенно явного подъема настроения «общества».

Возбуждение от банкетной кампании нарастало, и, наконец, передалось пушечному мясу революции – студентам. 28 ноября в Петербурге состоялась массовая студенческая демонстрация, жестоко подавленная властями: конная полиция била шашками плашмя – можно себе представить, сколько было раненых при таком «гуманном» способе подавления!

Руководство ПСР было захвачено общим ростом революционного возбуждения. В рядах ПСР зрела оппозиция, считавшая, что деятельность партии должна выйти за уже традиционные границы индивидуальных террористических актов, осуществляемых БО. Сторонники массового террора (в том числе и аграрного – т.е. направленного непосредственно против помещиков, а иногда и кулаков) требовали расширения и углубления боевой работы.

В ходе революции 1905 года эти стремления были в значительной степени восприняты и реализованы широкими слоями членов ПСР, испытавшей массовый прилив кадров (как и позже в 1917 году). Наиболее же радикальное крыло выделилось в 1906 году в самостоятельный Союз максималистов.

Азеф постарался плотно удержать партийное руководство в своих руках. С одной стороны, он активизировал деятельность БО, послав в ноябре в Россию три боевые группы – в Петербург, Москву и Киев. С другой стороны, он постарался выдать полиции сторонников аграрного террора, выехавших или собиравшихся выехать из эмиграции в Россию.

Последняя инициатива Азефа имела неожиданный резонанс: уже в середине декабря женевская редакция эсеровской газеты «Революционная Россия» получила анонимные предупреждения из охранки (предположительно – из Минского отделения) о перечисленных в доносах лицах. Одни из них были уже арестованы, других эсеры срочно вызвали из России обратно (в том числе будущего вождя максималистов и руководителя восстания на Пресне М.И.Соколова – «Медведя»), выезд в Россию остальных задержали. Тем самым инициатива аграрных террористов была подавлена, но Азеф должен был повысить осторожность.

Хотя между его доносами и очагом утечки информации существовало, очевидно, не одно звено из работников охранки, и ничто не указывало на Азефа как на источник этой информации, однако Азеф тем более должен был воздержаться даже от намеков на террористов, руководимых непосредственно им самим.

Лопухин, таким образом, никаких сведений о готовящихся террористических актах не получал – недаром он проявлял в это время такое упорство в безуспешных попытках вернуть Зубатова на службу. Не сумев встретиться с Азефом в Париже, Лопухин счел вынужденным проявить свою собственную инициативу в деле борьбы с самодержавием и явно приложил руку к усилиям, предпринимаемым в эти дни Святополк-Мирским и Урусовым.

В эти же дни состоялось событие, которое трудно расценить иначе, чем совершенно недвусмысленное поощрение террору.

30 ноября 1904 года завершился суд над убийцами Плеве и был вынесен приговор Е.С.Созонову и Л.В.Сикорскому. На этот раз не потребовалась и царская милость: самим судом террористы не были приговорены к смерти. Нужно отметить, что главный обвиняемый судил себя самого гораздо строже царского суда: Созонов на каторге пережил духовное перерождение и разочаровался в терроризме. В 1910 году он покончил жизнь самоубийством в знак протеста против наказания администрацией его товарищей-каторжан.

О беспристрастности российского суда и его независимости от администрации (официально провозглашаемой), говорить, как известно, не приходится. Невозможно допустить, чтобы суд вынес такое смелое решение без оглядки на Министерство внутренних дел.

Судебной процедуре предшествовала подача в отставку министра юстиции Н.В.Муравьева. Последний был приближенным московской великокняжеской четы, благодаря которой, как мы сообщали, и занял министерский пост еще в 1894 году.

Весьма неглупый Муравьев на десятом году своего министерства понял, что запахло жареным, и стал просить перемещения по службе. Он постарался не придавать своему демаршу характер политической демонстрации, а ссылался на ухудшение здоровья и просил спокойного дипломатического поста за границей; более всего ему хотелось быть послом в Париже.

Хотя прошение в отставку последовало 21 ноября (тогда же, когда подавал в отставку и Святополк-Мирский), но это не вызвало раздражения Николая II – по-видимому и тут великий князь поддержал своего протяже. Муравьев пока оставался на своем посту, ожидая необходимых передвижек в дипломатическом ведомстве. Но сразу после 9 января 1905 он понял, что ждать невозможно, согласился быть послом в Риме и немедленно уехал – и очень вовремя: террористы уже готовили покушение на него, которое едва не успело состояться!

Понятно, что с такими настроениями он не стал вмешиваться в процесс над террористами, а его подчиненные не пожелали быть «святее Папы». В данной ситуации давление МВД, в наличии которого нельзя сомневаться, не встретило должного отпора ведомства юстиции.

Заинтересованность Лопухина в невынесении смертного приговора могла иметь и то зловещее объяснение, о котором упоминалось при нашем разборе суда над Гершуни: возможность пыток осужденных накануне казни. Если все же эти слухи верны, то Лопухин был крайне заинтересован в том, чтобы ближайшие сподвижники Азефа в последний момент не проговорились (опасение их признаний могло быть и мотивом упорного пребывания Азефа за границей, затянувшегося вплоть до казни Каляева, о которой ниже). В сложившейся напряженной политической ситуации Лопухин не мог рассчитывать на царское помилование, как это было сделано при завершении процесса над Гершуни; на царя в данный момент нужно было давить в иных целях.

2 декабря под председательством императора собрались шестнадцать виднейших сановников (включая самого Святополк-Мирского, а также С.Ю.Витте, В.Н.Коковцова, Д.М.Сольского, В.Н.Ламздорфа, М.Н.Муравьева и других). Почти все они дружно поддержали инициативу Святополк-Мирского; был только один голос против – обер-прокурора Синода К.П.Победоносцева.

Недовольный таким оборотом дела, Николай II окончательного решения не принял, а назначил на 8 декабря новое совещание, на которое дополнительно пригласил еще пятерых великих князей, в том числе специально вызвал из Москвы Сергея Александровича. Последний прибыл (с женой) в Петербург 5 декабря и оставался в столице вплоть до 13-го.

В Москве, между тем, как раз 5-6 декабря также произошли массовые студенческие демонстрации – из солидарности с петербургскими коллегами и в знак протеста против расправы над ними. Московские власти конную полицию не использовали, но демонстранты были избиты полицейскими и дворниками.