Заговор графа Милорадовича - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Брюханов cтр.№ 96

Зерно истины в этом обвинении было, ибо в 1907–1913 гг., когда Россия переживала период бурнейшего экономического роста (в том числе благодаря и чрезвычайно грамотной финансовой политике Коковцова), поступления от винной монополии дошли до четверти доходной части всего государственного бюджета.

Заметим, однако, что в этом не было ничего принципиально нового. Например, в России, разоренной Крымской войной, еще сильнее налегли на продажу водки, доведя доходы от этого в 1858 году до 33 %, а в 1860 году — даже до 46 % годовых поступлений в государственную казну!

Тем не менее, Витте удалось опорочить Коковцова в глазах Николая II, вдохновить усилия всех его недоброжелателей, и в январе 1914 года Коковцов был уволен в отставку. Самому Витте это, как оказалось, ничего не дало. Однако увольнение Коковцова сыграло решающую роль для России: из правительства был удален самый твердый и, по существу, единственный к этому времени противник возникновения общеевропейской войны; главный поборник мира — П.А.Столыпин — погиб еще в сентябре 1911 года.

С уходом Коковцова начались меры по сокращению продажи водки, что уже в первую половину 1914 года уменьшило поступления в бюджет — пока, правда, в незначительных размерах.

Зато 22 августа 1914 года, в самом начале войны, Николай II принял единоличное решение о введении полного «сухого закона» (вторым столь же мудрым отечественным политиком ХХ века стал, как известно, М.С.Горбачев — результаты получились аналогичными!). Войну, которую с 1914 года называли в русской печати и Второй Отечественной, и Великой Отечественной, и Священной, надлежало вести, по мнению царя, трезвой нации. Поскольку победу ожидалось отмечать через какие-нибудь несколько месяцев, большой беды в этом воздержании не предвиделось.

Однако победа не пришла, а конец войны отдалился на непредсказуемый срок.

Государство, которое в военных условиях должно было не сокращать, а увеличивать расходы, столкнулось с проблемой потребности в денежной массе. Вот тут-то и начало играть роль то, что доходы одновременно не только не увеличились, но и резко сократились — за счет прекращения доходов от винной монополии.

Первоначально это не грозило большими бедствиями, поскольку накануне войны, благодаря усилиям того же Коковцова, Россия накопила гигантский золотой запас, намного превышавший золотой запас в любой иной стране.

Строго говоря, первоначальное увеличение денежной массы еще не было инфляцией. Она пришла позже — спустя немногим более полугода с начала войны, но затем нарастала со все большим ускорением.

Результатом введения «сухого закона» было и нарушение баланса товарооборота между городом и деревней.

Сельские жители производили продовольствие, в российских условиях — прежде всего хлеб, и обменивали его на промышленные товары, среди которых государственная водка занимала первое место. Теперь стимул для продажи зерна резко уменьшился, а никаких других способов для заготовки продовольствия царская Россия не имела!

Крестьяне должны были увеличить и собственное потребление зерна: закон — законом, но пьянство — не только вредная привычка, но, начиная с некоторой индивидуальной фазы, и наркотическая потребность — с этим также пришлось остро столкнуться в эпоху Горбачева! Крестьяне, следовательно, должны были гнать самогон, а на это тогда использовалось, в основном, то же хлебное зерно.

Мало того, создалась массовая подпольная индустрия: хлеб, перегнанный в вино, стоил много дороже хлеба в чистом виде!

Другим фактором, разрушавшим товарооборот между городом и деревней, стала мобилизация промышленности.

К началу 1917 года порядка трех четвертей всех промышленных рабочих работало на войну. Военное производство достигло таких масштабов, что запасов оружия и боеприпасов хватило, как известно, еще на добрых пять лет злейшей Гражданской войны — при почти полном параличе промышленности после 1917 года! Объем товаров, требуемых сельским жителям, сократился и по этой причине.

Ударило по товарообмену и фактическое установление экономической блокады России: были перерезаны традиционные торговые пути через Балтийское и Черное моря и полностью закрыты вся западная и закавказская сухопутные границы. С портами, свободными для продолжения торговли — Архангельском и Владивостоком — центр России связывался единственными одноколейными железнодорожными линиями. Архангельск, кроме того, замерзал на зиму, а железнодорожную колею к незамерзающему Мурманску построили только к 1917 году. В море же транспортные суда встречались вражескими подводными лодками.

Итогом стало почти полное прекращение международной торговли мирными товарами — причем и экспорта, и импорта.

До войны же, оказывается, даже подавляющее большинство самого распространенного сельскохозяйственного инструмента — обычных ручных кос! — ввозилось из Австро-Венгрии; понятно, наладить достаточное их производство в условиях мобилизации промышленности оказалось нереальным.

С начала 1915 года стали возникать перебои транспорта, все более переходившие в знаменитую железнодорожную разруху, окончательно разразившуюся уже в послереволюционное время. Оказалось, что и это бедствие было заранее рассчитанным, причем исходя исключительно из благих целей.

Военные перевозки были тщательно спланированы, а планы эти прекрасно выполнены. Было рассчитано, например, что в результате жестокой эксплуатации большая часть паровозов выйдет из строя к концу первого полугодия войны, что и произошло.

До начала войны такой план не вызывал никаких тревог: никто же не ждал, что война продлится дольше! После победоносной войны поверженные противники или благодарные союзники, конечно же, должны были с легкостью восполнить российские потери!

Перебои транспорта стали резко сказываться на доставке товаров, тем более что на военное снабжение постоянно обращали главные заботы.

Следствием всего перечисленного стал неудержимый рост цен.

Казалось бы, больше должны были расти цены на промышленные товары, производство которых резко упало; продовольствия же хватало, поскольку с лета 1914 года прекратился его экспорт и запасы возросли (до этого времени Россия занимала первое место в мире по экспорту зерновых, вывозя треть общего объема мировой хлебной торговли в весовом исчислении). Но рыночные законы не подчиняются такой примитивной логике; в большей степени росли цены на то, что имело больший спрос.

К тому же и продовольствие, которого в 1914–1916 гг. в России был избыток, имелось отнюдь не там, где в нем была наибольшая нужда: его еще нужно было перевезти. Здесь-то и сказался в первую очередь перевод транспорта с мирных грузов на военные: в июле 1914 года было перевезено только 72 % объема хлебных перевозок июля 1913 года, в августе 1914 — 35 % объема августа 1913 года (столь значительное падение объясняется и внезапным прекращением экспорта через западную границу), в сентябре — соответственно 47 %. И позже объемы хлебных перевозок ни разу не превысили 60 % нормы мирного времени.