Второе убийство Сталина - читать онлайн книгу. Автор: Елена Прудникова cтр.№ 37

«Когда разыгрались события 26 февраля, мы с Залуцким… пошли на нашу явку на Выборгской стороне узнать, как все-таки обстоит дело. А третьего нашего компаньона, Шляпникова, нет. Сказали, что он, вероятно, у Горького. Отправились к Горькому. Это поздно, ночью уж, наверное, 27 числа. Стрельба на улицах, стреляют со всех сторон. Стоим с Залуцким в прихожей у Горького. Он вышел — вот тут я его впервые и увидел.

Мы: "Что у вас слышно? Не был ли у вас Шляпников?"

Он: "Сейчас уже заседает Петроградский совет рабочих депутатов", — говорит, окая.

"А где заседает?"

"В Таврическом дворце. Шляпников может быть сейчас там. Приходил ко мне и ушел". [50]

Ну мы пришли в Таврический, вызвали Керенского, он был председателем Совета — представились ему: "Мы от ЦК большевиков, хотим участвовать в заседании". Он провел нас в президиум…

27 февраля Керенский ввел меня в Петроградский совет, когда он только создавался. Там большевиков было мало-мало» [51] .

Так большевики ворвались в революцию, едва не опоздав к отправлению поезда. Молодые, неопытные политики — Молотову, например, тогда было всего двадцать семь лет! — первые шаги они сделали в точном соответствии с инструкциями своих «швейцарских теоретиков». Предложения большевиков, которые они внесли в Совет, были: не оказывать никакой поддержки Временному правительству (должгожданному «демократическому правительству»!), запретить выпуск газет, не поддерживающих революцию (при только что обретенной свободе слова!). Оба предложения, естественно, не прошли, лишь испортили большевикам репутацию, заставив относиться к ним как к людям несерьезным и «недемократичным». Ленин, правда, потом эту деятельность одобрил…

Но, что было более продуктивно, Молотов сразу же начал налаживать выпуск ранее запрещенной «Правды». В первых номерах газеты бюро опять же требовало свержения «буржуазного» Временного правительства и немедленной передачи власти Советам. Все это — начало марта.

12 марта вернулись первые ссыльные из Сибири — депутат Госдумы Муранов, Сталин, Каменев. Прямо с вокзала Сталин отправился к Аллилуевым, явился к ним — все в том же распадающемся от ветхости костюме, в котором четыре года назад отправился в ссылку, с ручной корзинкой, где помещался весь его багаж. Был необычно для себя словоохотлив, показывал в лицах захлебывающихся от высоких речей станционных ораторов. Аня Аллилуева отметила главную перемену в старом друге их семьи: «Он стал веселый»…

Вернувшихся поначалу встретили настороженно: кто такие, с чем пришли? Сразу допустили в бюро лишь Муранова, Каменеву, припомнив прошлые грехи, отказали. Сталина приняли с совещательным голосом, ссылаясь на «некоторые личные черты», не иначе как пресловутый «сталинский деспотизм», который, как шило в мешке, не утаишь. Очень уж он всегда уверенно и солидно держался. Сталин спорить и возмущаться не стал, а просто начал работать — уже 13 марта вошел в состав редакции «Правды», а 14 марта вышла его первая статья. Если с «теоретическими» работами у него действительно были сложности, не умел он всерьез обсуждать архитектуру воздушных замков, то теперь Сталин был на коне, публикуя статью за статьей по тактическим вопросам революции. (Первая называлась: «О Советах рабочих и солдатских депутатов». Названия некоторых других: «Об условиях победы русской революции», «На пути к министерским портфелям», «О войне», «Землю — крестьянам», «К итогам муниципальных выборов в Петрограде» и т. п.)

Уже через два дня Сталин мягко, но непоколебимо вывел Молотова из состава редакции, взяв газету в свои руки, а 15-го числа вошел в Президиум бюро ЦК — для того чтобы полностью переломить отношение к себе, ему понадобилось всего три дня. И с тех пор до начала апреля он фактически был первым лицом в партии.

Под его влиянием политика газеты изменилась, стала более трезвой и реалистичной. Прекратились смешившие всех призывы к немедленному свержению Временного правительства, замененные нормальным политическим тезисом о «давлении на правительство». В недолгие времена «защиты ленинизма», которые имели место быть в конце 1980-х годов, Сталина обвиняли в том, что он подверг цензуре Ленина. И правильно обвиняли, действительно, подверг — не стал печатать ленинские «Письма из далека», мотивируя это тем, что Ленин находится за границей, ситуации не знает, а после приезда в Россию его взгляды, мол, могут измениться, поэтому лучше подождать… Знал бы это Ильич — он-то был уверен, что каждое его слово является руководящим указанием для соратников! Свою позицию Сталин высказал на Всероссийском совещании большевиков в конце марта, и была она, как и будет в дальнейшем, максимально гибкой и примирительной: «Поскольку Временное правительство закрепляет шаги революции, постольку поддержка, поскольку же оно контрреволюционное — поддержка Временного правительства неприемлема». Позиция была очень разумной, и большинство совещания ее поддержало, но времени на реализацию этого тезиса уже не оставалось — 3 апреля в Петроград приехали Ленин и другие заграничные лидеры большевиков.

Ленин не дал себе труда оглядеться, и взгляды его не изменились — едва сойдя с поезда, он сразу же провозгласил лозунг «Вся власть Советам!». К немедленному свержению Временного правительства он, правда, не призывал, но лишь потому, что в Советах большевики были представлены чрезвычайно слабо и, перейди к Советам власть, его партии достались бы лишь крошки от пирога. «Разъяснение массам, что Совет рабочих депутатов есть единственно возможная форма революционного правительства и что поэтому нашей задачей, пока это правительство поддается влиянию буржуазии, может явиться лишь терпеливое, систематическое, настойчивое, приспособляющееся особенно к практическим потребностям масс, разъяснение ошибок их тактики. Пока мы в меньшинстве, мы ведем работу критики и выяснения ошибок, проповедуя в то же время необходимость перехода всей государственной власти к Советам рабочих депутатов…» В переводе с политического на общечеловеческий язык это означало, что пока Советы не большевистские, их будут критиковать по всем параметрам, а как только они станут большевистскими — то вся власть Советам! Ничего не скажешь, откровенно!

Левое крыло партии поддержало Ленина, но многие выступили и против него. Критиковал «Апрельские тезисы» и Сталин, однако уже к середине апреля он перешел на ленинскую точку зрения. Действительно ли он изменил свои взгляды? Верится в это слабо, ибо его позиция была куда разумнее ленинской, да и в дальнейшем он постоянно противодействовал Ильичу — только, в отличие от других соратников, в споры не вступал, а просто мягко торпедировал руководящие указания вождя. Скорее всего причин такого «соглашательства» было две. Во- первых, существовало такое понятие, как партийная дисциплина, которую никто не отменял, и не стоило первым лицам в партии подавать остальным дурной пример. А во-вторых и в главных, ленинские тезисы ничего не меняли в повседневной работе. Как сильный практик, Сталин, конечно, не мог не видеть всей авантюрности ленинского плана… но был ли смысл его обсуждать? Партия большевиков была настолько слаба, ее влияние так ничтожно, а перспектива большинства в Советах настолько призрачна, что стоило ли ради шкуры не только неубитого, но даже не выслеженного медведя вносить в партию разногласия, тем более что спорщиков и без того хватало? Кстати, на апрельской конференции был избран новый ЦК, из девяти членов, в который вошел и Сталин. То есть, даже с учетом вернувшейся эмигрантской верхушки, он входил в первую партийную десятку — вот тебе и «серое пятно».