Впрочем, он пытался бежать, еще сидя в третьей камере бакинской тюрьмы, и не просто бежать, а организовать побег всей камеры. Заключенные перепилили решетки, связали веревку из простыни. Побег почти состоялся, но подвели товарищи на воле, не подав вовремя сигнала, так что Иосифу Джугашвили пришлось в свой срок занять место в этапной партии в Вологду. В Вятке он задержался, заболев свирепствовавшим среди арестантов возвратным тифом, и лишь в конце февраля прибыл в назначенный местом жительства глухой городишко Сольвычегодск.
Это было одно из излюбленных мест ссылки — иной раз на 1700 местных жителей здесь скапливалось до 500 ссыльных. В 1909 году их было меньше, но все равно общество собралось разнообразное и интересное. Бежать Иосиф не спешил — он отдыхал от этапа, тем более что одна из женщин его весьма и весьма заинтересовала. Звали ее Стефания Петровская, она была в гражданском браке с другим ссыльным — но что такое гражданский брак? Отбыв свой срок, она отправилась не куда-нибудь, а в Баку, и мы еще встретим ее след в биографии Иосифа Джугашвили.
Итак, он пробыл в Сольвычегодске необычно долго для себя — 119 дней. Отчасти действительно отдыхал, отчасти потому, что для побега требовались деньги. На воле их раздобыть не удалось, и в конце концов нужную сумму собрали среди ссыльных, а во избежание неприятностей изобразили дело так, словно Джугашвили выиграл их в карты. И надо же, как причудливо переплетаются вымысел и быль! Керенский никогда не переодевался для бегства в женское платье, а вот Иосиф Джугашвили бежал под видом крестьянки, переодевшись в сарафан. Небольшого роста, худой, он действительно мог сойти за женщину.
Еще весной он отправил письмо своему старому другу, который теперь жил в Петербурге, С.Я.Аллилуеву, с просьбой сообщить свой точный адрес и место работы. И вот, оставив 24 июня место ссылки, он направился прямым ходом в Петербург.
…Теплым июньским вечером Сергей Яковлевич Аллилуев возвращался домой, и вдруг… Он не поверил глазам своим: навстречу шел Коба. Как оказалось, он появился еще днем, но никого не застал дома — вся семья была в деревне. Отправился к Аллилуеву на работу — там его друга тоже не оказалось. Тогда Коба решил ждать — а что ему, собственно, оставалось? — и долго бродил по улице возле дома. Сергей Яковлевич устроил беглеца в надежном месте, у знакомого дворника, который не раз оказывал социал-демократам подобные услуги. Поскольку дворники состояли на службе у полиции, то место было застраховано от нежелательных визитов.
Как оказалось, в Питер Иосиф приехал не просто так, а по партийному поручению — организовать центральную легальную партийную газету (это, кстати, говорит и о том, что к тому времени его роль в партии была достаточно велика). По этому делу он встречался с членом 3-й Государственной думы Н. Г. Полетаевым. Познакомился он в Петербурге и с В. Л. Швейцер, которая занималась тогда связью всех со всеми, — потом эта женщина и ее муж Сурен Спандарян станут самыми близкими друзьями Кобы во время сибирской ссылки. Проведя несколько собраний, посвященных организации газеты, в начале июля он отправился на родной Кавказ.
По приезде Иосифа резко активизировалась ослабившаяся было деятельность бакинских и тифлисских социал-демократов. В Баку снова стала выходить газета «Красный пролетарий», в Тифлисе была создана Комиссия Красного Креста. Ничего особо интересного в это время не происходило — времена были тихие, «реакционные», без сколько-нибудь серьезных выступлений рабочего класса, зато полиция свирепствовала вовсю, правда, иной раз поражая своим непрофессионализмом. Вот как, например, едва не были арестованы Сталин и Серго Орджоникидзе.
11 октября 1909 года секретный сотрудник охранки по кличке «Фикус» сообщил, что приехал «Алеша» Джапаридзе и находится дома, у жены. Охранка почему-то передоверила арест местным силам: на квартиру явились помощник пристава с двумя городовыми. Дальше события, по воспоминаниям жены Джапаридзе В. Ходжишвили, разворачивались следующим образом: «Моментально сообразив, что арест одновременно трех, очевидно, большевиков был бы большой удачей, помощник пристава решил предварительно получить такое разрешение и пошел созвониться с начальством. Охранять счастливую находку он оставил городовых: одного у парадного, другого у черного хода. Мы стали раздумывать, каким образом дать возможность уйти Сталину и Серго. Ясно было, что надо спровадить одного из городовых. 10 рублей "на расходы" спасли положение: один из городовых был послан за папиросами, а Сталин и Орджоникидзе, воспользовавшись этим, быстро ушли. Каково было бешенство помощника пристава, вернувшегося в нашу квартиру и заставшего только А. Джапаридзе»
[31]
. Надо бы добавить, что приставу еще повезло — тот человек, за которым его послали, остался дома, вероятно, чтобы уберечь от неприятностей жену. Как, должно быть, кляли в охранке растяпу пристава и оробевших при виде барской квартиры городовых (о том, что квартира была не бедной, говорит наличие двух ходов — парадного и черного). И поделом, жандармов надо посылать, а не надеяться на полицию!
Что еще было за это время интересного? Разборки по поводу провокаторов. С подачи Кобы пятерых товарищей обвинили в доносительстве. Охранка, получив эту информацию, немало удивилась — у них числился только один из означенных людей. Еще двое обвиненных были темными личностями, работавшими в типографии и сбежавшими в Петербург. Относительно крупной персоной из подозреваемый в стукачестве оказался лишь Николай Леонтьев, бывший секретарь Союза нефтепромышленных рабочих. О нем запросили Петербург и получили подтверждение: да, провокатор, кличка «Демьян». Леонтьев потребовал гласного партийного суда. Джугашвили отказался, не из-за какой-то хитрости или интриганства, все объяснялось проще — он не имел права называть источник информации, а какой же суд без доказательств? В общем, это дело так и спустили на тормозах, зато решили: если еще кто будет изобличен в провокаторстве, предавать смерти.
Самое живое и деятельное участие Иосифа во всей этой истории свидетельствует, помимо прочего, о том, что в то время он как минимум входил, а скорее руководил сверхсекретными структурами партии на Кавказе — разведкой и контрразведкой. О том же говорит та невероятная история о некоем человеке, будто бы остановившем его на улице и вручившем список социал-демократов, которых охранка планировала в ближайшее время арестовать. Эта история была поведана комитету, но совершенно ясно, что сведения эти Коба получил далеко не от «неизвестного», однако свои источники информации он не раскрывал, а комитет не требовал. И неудивительно: в то время в Тифлисском жандармском управлении у эсдеков был свой человек, и не какой-нибудь писарь, а помощник начальника ротмистр Зайцев, и обидно было бы потерять такого агента из-за банальной утечки информации.
Затем из Питера явился некто Черномазов, якобы от Ленина, и начал «ревизию кадров»: собрав актив, стал спрашивать у каждого имя, фамилию, кличку, какую работу ведет, а также поименный список кружковцев. Когда прошел первый шок, Черномазова с его вопросами послали подальше, а Джугашвили публично обозвал его провокатором, как оно на самом деле и оказалось. Чем еще занимались? Прятали и перепрятывали типографию, проводили бесконечные разборки с меньшевиками, разборки между собой — в общем, нормальная партийная работа в отсутствие революции.