– Да, вам предложат сотрудничество.
Я демонстративно перевел дыхание, словно надоевший груз с плеч с размаху сбросил.
– Вот... Наконец-то мы подошли к основной теме нашей милой беседы. Только, к великому сожалению уважаемого профессора... – я оглянулся не на профессора, а на Пулата, чтобы полюбопытствовать, не сильно ли он устал ожидать результата в одной позе. Нет, кивает мне, чтобы я продолжал. Он со всем мною сказанным согласен. – К великому сожалению вашего дедка, наша беседа затянулась. Но это необходимо, чтобы выяснить некоторые немаловажные детали.
Геннадий Рудольфович кивнул.
– Тогда у меня сам собой возникает в голове следующий вопрос, – продолжил я все тем же непреднамеренно неторопливым тоном. – Пусть дорогой профессор простит меня, что я отвлекаюсь от задачи по его скорейшему освобождению из объятий моего друга. Если мы не согласимся на сотрудничество, что с нами будет?
Геннадий Рудольфович холодно стрельнул в мою сторону глазами, поморщился, но сам не ответил, а обернулся к более молодому товарищу, предоставляя тому поучаствовать в разговоре.
– Вас расстреляют.
Я улыбнулся:
– Благодарю за откровенность.
– Не за что. Лично я расстрелял бы вас сразу. При вашем захвате я лишился двух друзей. Одного убил ваш товарищ, второго вы.
– Это который? Водитель джипа или Юрок, или из тех, что в будке прятались?
– Это Юрок.
– В таком случае вам не за что меня расстреливать, потому что мы квиты. Я тоже лишился при своем захвате друга.
– То есть?
Он не понял моей откровенной мысли.
– Того же Юрка. Человек, который меня предал, перестал быть моим другом и моим учеником. Кстати, прошу запомнить, что предавший раз и одного с удовольствием повторит это с другим. Он и вас точно так же предал бы...
– Ну...
– Не будем об этом говорить. Я знаю, что я прав. Итак...
– Итак? – спросил он.
– А вас мне как называть?
– Меня зовут Андрей.
– Прекрасно. Андрюша. Я рад вашей откровенности. Я сам человек предельно откровенный и не люблю обманов и предательств. И потому, прежде чем дать согласие на собственный расстрел или расстрел моего друга, все же хотел бы узнать, к какому виду сотрудничества нас так настойчиво пытаются принудить?
Андрей замялся.
– Мне тоже было бы интересно это услышать, – вдруг сказал и Геннадий Рудольфович.
Вот как! Оказывается, он тоже не в курсе дела. Зачем тогда его пригласили сюда? Только для парадного разговора? Или он просто специалист-психолог? Едва ли. Психологи не говорят так кратко и ясно. Они предпочитают речи пространные и непонятные, чтобы у собеседника голова кругом пошла и он последней здравой мысли лишился. Так, говорят, легче войти в альфа-состояние, когда электромагнитные колебания мозга позволяют на полную мощность включиться в активную деятельность человеческому подсознанию.
– Я не специалист в этих вопросах. Могу только в общих чертах сказать, что наши специалисты продолжают разработки метода профессора Радяна... Вам это что-то говорит?
– Это мне говорит слишком мало.
– Больше я ничего не могу вам сообщить, – сказал Андрей и постарался заглянуть через мое плечо, откровенно интересуясь состоянием здоровья дедка. – И не потому, что не хочу или не уполномочен. Просто я не знаю. Этот вопрос вне моей компетенции.
– В таком случае я предлагаю прислать кого-то более компетентного. Но предупреждаю сразу, что мне не нравится мысль о положении подопытной крысы, которой для исследования ее реакций вскрывают полость или вставляют электроды в мозг. Если вы желаете предложить что-то подобное, то я заранее говорю, что вам придется расстаться со своим профессором...
Андрей опять попытался заглянуть через мое плечо. Я из природной вредности плечо специально поднял, но, очевидно, не слишком высоко. Если Андрей профессора не увидел, то профессор увидел Андрея и прохрипел:
– Андрюша, позови Самохина. Пусть он побеседует. Господа офицерики ему поверят...
Фраза завершилась хрипом. Очевидно, Пулату активно не нравится слово «офицерики» и он непроизвольно сжал руки сильнее. Мне это слово, скажу честно, тоже не нравится. И потому я сказал:
– Они, может быть, поверят, надейтесь, а может быть, не захотят разговаривать с господином Самохиным по той простой причине, что им не понравится его личность, если она такая же неприятная, как у уважаемого заложника.
– Пойдем, Геннадий Рудольфович, – позвал Андрей. – Конец первой серии...
Но Геннадий Рудольфович посмотрел молодому коллеге в глаза – я уловил этот выразительный взгляд – и покачал головой:
– Сходите один. Я побеседую с капитаном Ангеловым, как офицер с офицером. Мы можем, мне кажется, найти общий язык. По крайней мере, мне кажется, что обе стороны к этому одинаково стремятся.
Отлично. Геннадий Рудольфович офицер. Я предполагал, что Структура должна включать в себя и вооруженные силы, а не только силовые ведомства. Пока мои предположения подтверждаются.
Андрей сомневался недолго. Он еще раз попытался заглянуть мне за плечо, потом согласно кивнул и быстро зашагал по коридору, очевидно, к выходу. Думаю, там он дал какое-то указание охранникам, потому что я услышал их передвижение.
Геннадий Рудольфович проводил Андрея спокойным взглядом, повернулся ко мне, слегка наклонился и мигнул обеими глазами, подавая какой-то знак. И после этого прошептал так тихо, что я скорее разобрал слова по артикуляции, чем расслышал их:
– Я генерал Легкоступов из ФСБ. Мы работаем вместе с полковником Мочиловым... Он предупредил, что вы будете здесь.
На наше счастье, охранники находились недалеко, похоже, в другом конце коридора, готовые в случае необходимости прийти на выручку. Но они разговаривали между собой, не стесняясь и не понижая голоса. Шепот неожиданного союзника глушился этим разговором и потому не доходил до ушей заложника.
И тут же генерал добавил громко, чтобы профессор не задумался над затянувшейся паузой:
– Зря вы, Ангел, устраиваете здесь эти игры. Я рекомендую вам внять доводам рассудка и подчиниться. Вы же когда-то проходили «курс молодого бойца». Сейчас вы проходите такой же курс.
2
Полковник Мочилов спустился в подвал.
Никто со стороны, наблюдая за зданием, не предположит, что здесь под землей такие капитальные сооружения. Знаменитому бункеру Гитлера не уступят. А наверху только ветхое, ничем не примечательное строение. И никакие диггеры не знают системы литых бетонных коммуникаций, связывающих подземные помещения с двумя ближайшими станциями метро. Да что диггеры, об этих подземных ходах даже в ФСБ не знают, как не знали и в КГБ. А построено все в глубокой тайне еще в советские времена, когда КГБ старался все, что возможно, взять под контроль.