Ленин-Сталин. Технология невозможного - читать онлайн книгу. Автор: Елена Прудникова cтр.№ 26

Из интервью о. Вячеслава Харинова:

«Помню встречу с одним старым немецким офицером, будто вышедшим из карикатурного советского фильма про фашистов: весь такой сухопарый, характер нордический… Он мне сказал: „А у меня никакого раскаяния перед русскими нет. Иван воевал очень жестоко. Мы всю Европу прошли, соблюдая Женевскую конвенцию. Но когда вступили в Россию, наш санитарный батальон тут же вырезали подчистую: русские зарезали раненых и фельдшеров, словно баранов. После этого командование, которое до того на Ленинградском фронте сдерживало нас, сказало: ответим русским тем же! Больше пленных не берём. Через месяц мы уже сами не могли остановиться“.

На меня эти слова старого фашиста крепко подействовали. Я не знал, чем ответить на этот жуткий упрёк…»

Это тоже разница между нами и ими. Русский священник, который отлично знает, что творили оккупанты на нашей земле, не задаётся вопросом: что увидели наши бойцы перед тем, как вырезать санитарный батальон? Выжженные деревни с заживо сожжённым населением? Порезанные из пулемёта семьи комсостава? Замученных женщин и расстрелянных детей? Он не обращает внимание собеседника на то, что наши солдаты зарезали немецких раненых, а не замучили — не вспарывали животы, не выкалывали глаза, не жгли живыми. Он чувствует вину даже за это. Но потом…

«Но потом, слава Богу — объявился свидетель с противоположной стороны. Мой прихожанин Михаил рассказал, как на десятый день войны в Новгороде купался вместе с другими детьми в прудах близ города. Вдруг в небе появился самолёт, и немецкий лётчик на бреющем полете начал расстреливать ребятишек из пулемёта. Они обезумели от ужаса. Один закричал: прыгайте в воду, другой — нет, лучше бежим к кустам! Самолёт сделал круг и вернулся. Видно, пулемётные патроны у лётчика кончились, потому что он начал добивать детей из револьвера. Этот мой прихожанин, Михаил, видел его лицо и сказал, что не забудет его до самой смерти. Как не забудет вид своего дружка, мальчишки, лежавшего в пыли с простреленной головой. И маленькую девочку, крутившуюся на земле от боли. Они повторяла „мамочка, мамочка“ и прижимала руки к окровавленному животу»…

Прервёмся немного. Когда гитлеровцы на оккупированной территории уничтожали мирное население, они любили такой изыск: выпустить приговоренному четыре пули в живот и оставить умирать. Это называлось «эсесовский квадрат».

Продолжим читать интервью:

«Потом его вместе с матерью усадили на баржу. Были сшиты из простыней полотнища, на них нарисованы красные кресты, и три баржи, груженные женщинами и детьми, двинулись по реке. Тут налет немецкой авиации — бомбы кидали точно на кресты. Запертый в трюме, он слышал крики и стоны с палубы…»

Этот рассказ не так невероятен, как может показаться. Естественно, если бы на баржу сбросили фугасную бомбу, она бы мгновенно затонула. Но у немцев имелись легкие противопехотные разрывные бомбочки для поражения живой силы противника, а судя по времени и месту налета, это были как раз такие самолеты. На самом деле немецких асов очень можно понять: бомбить войсковую колонну опасно. Там есть зенитки, да и солдаты палят по пролетающему самолету из всего, что имеют, а винтовочная пуля, влепленная в бензобак… Кстати, часто ли наши самолеты в Германии обстреливали из пулеметов колонны беженцев? Если кто слышал — откликнитесь…

Но дальше о. Вячеславу его прихожанин рассказывает вещи, понять которые я уже не могу.

«Они с матерью добрались тогда до Урала, осели в одном из городков. Михаил вспоминал: „Я мечтал увидеть только одного человека на земле — того летчика“. Однажды в городке несколько бараков оцепили колючей проволокой. Пошел слух, что там собираются открыть лагерь для военнопленных, и вскоре их действительно привезли. После школы Михаил ходил туда и подолгу стоял около проволоки, вглядываясь в лица пленных. Конечно, того немца он не встретил. Как-то мать дала ему кусок хлеба и сказала: „Отнеси, брось пленным за проволоку, говорят, они там голодают. Многие наши женщины подкармливают их. Иди!“

Он пошел послушно с этим хлебом, встал у колючей проволоки. Немцы с той стороны смотрели, снедали, когда он кинет хлеб. А он не мог! Он сказал мне: „У меня руки стали как каменные. Я не мог их поднять. Вернулся домой, сказал — я не могу“».

Нет, и в рассказах тех, кто побывал в Германии, встречаются случаи, когда немцы помогали русским пленным, подкармливали их. В основном это касалось тех, кто работал вместе с немцами на производстве, особенно в женских цехах. Есть совершенно замечательный рассказ об одном заводе, где немецкие женщины приносили русским еду, одежду, а надзирательница относилась к ним скорее как пионервожатая в отряде, чем как немка-охранница. Один рассказ. Типичные же воспоминания выглядят так:

«Нас гонят по улице небольшого рурского городка… По тротуару идут две нарядные молодые женщины с нарядными детьми. Дети кидают в нас камни, и я жду, когда женщины или полицейские остановят их. Но ни полицейские, ни женщины не говорят им ни слова».

Найдите мне хоть один случай, когда немецкие матери посылают детей кидать хлеб за проволоку — и я возьму все свои слова обратно, мне тоже не нравится писать о том, что хотя все люди произошли от Адама, но народы все-таки разные… [52]

* * *

В конце концов это признал и Сталин, до того не устававший повторять, что немцы — народ высокой культуры. Уже 6 ноября он перестал отделять их от фашистов. Выступая на митинге в честь годовщины Октябрьской революции, Сталин иногда употребляет слова: «немецко-фашистские захватчики», но в основном в этой мало цитируемой речи звучит: немцы, немцы, немцы…

«…И эти люди, лишённые совести и чести, люди с моралью животных, имеют наглость призывать к уничтожению великой русской нации… Немецкие захватчики хотят иметь истребительную войну с народами СССР. Что же, если немцы хотят иметь истребительную войну, они её получат… Отныне наша задача, задача народов СССР, задача бойцов, командиров и политработников нашей армии и нашего флота будет состоять в том, чтобы истребить всех немцев до единого, пробравшихся на территорию нашей родины в качестве её оккупантов. Никакой пощады немецким оккупантам! Смерть немецким оккупантам!»

Перед Сталиным стояла задача, которая едва ли часто выпадала главе государства в мире людей: война с противником, велениями своего руководства полностью лишенным какой бы то ни было морали, чести, этики [53] . Обычно в войнах командование и руководство устанавливают некие правила: кого и при каких обстоятельствах надо щадить, а солдаты нарушают их в ходе всяческих эксцессов. Здесь — наоборот: политическое руководство дает установку на тотальное истребление, а эксцессы заключаются в том, что кого-то щадят.