Катынь. Ложь, ставшая историей - читать онлайн книгу. Автор: Елена Прудникова, Иван Чигирин cтр.№ 117

…Что же, согласно имеющимся документам, произошло с теми военнопленными, которых не отпустили и не выслали в Германию ещё в 1939 году?

Забегая вперёд, скажем, что ни в одном из сборников опять же нет ни одного, даже косвенного свидетельства о расстреле военнопленных офицеров. То ли их плохо искали, то ли искали хорошо, но нашли не то, что хотели… Так что тема собственно расстрела полностью вынесена в комментарии: мол, написано «отправили в распоряжение тов. Токарева», а понимать следует так, что убили… Почему именно так следует понимать? Ну а как же ещё-то? Это ведь все знают, и президент признал…

Зато при внимательном прочтении документов находится несколько проскользнувших свидетельств о нерасстреле. И мы их непременно предъявим…

…Итак, кроме трудовых лагерей для рядовых и унтер-офицеров, используемых на работах, в начале 1940 года существовали три «спецлагеря»: офицерские — Козельский и Старобельский и Осташковский. Начнём с последнего, поскольку о нём известно больше всего. Каковы его функции?

Из докладной записки начальника 1-го отдела УВП НКВД А. В. Тимкова. 9 декабря 1939 г.

I. Характеристика контингента

В Осташковском лагере содержится на 1 декабря 1939 г. 5963 чел.

Из них: полиция кадровая 5033 чел.

Жандармы 40 чел.

Тюремщики 150 чел.

служащ(ие) КОПа 41

Осадники 27

Юнаки 8

офицеры всех категорий 263 (включая полицию и жандармерию)

солдаты и мл. начсостав 127

запас полиции 169

Штатские 105

Из общего количества 5963 чел. — 1919 чел. проживали на территории, отошедшей к Советскому Союзу, 196 чел. — в Виленской области и 3848 чел. — на территории, отошедшей к Германии.

Основную массу так называемого запаса полиции составляют рабочие и крестьяне, никогда ранее в полиции не служившие, а вследствие пожилого возраста или недостаточных физических данных для службы в армии приписанные к полиции.

Среди солдат и мл. начсостава много из КОПа и стражи граничной. Солдаты этой категории в основной своей массе ничем не отличаются от других солдат польской армии, зато среди мл. начсостава много сверхсрочников, служивших в КОПе по 9–15 лет. Многие плютоновые и сержанты были начальниками стражниц и при их участии происходили переброски польских шпионов на нашу территорию.

Наиболее разношёрстная категория — это штатские. Среди них имеются рабочие, крестьяне, адвокаты, студенты, служащие магистратов и др.

Есть лица, называющие себя членами Коммунистической партии.

Среди офицеров имеется значительная категория запасников, по профессии учителей, врачей, фармацевтов и т. п. Эти люди по окончании средней школы были призваны на действительную военную службу и после прохождения годичной школы подхорунжих получили звание подпоручиков запаса.

Дальнейшее задержание в качестве военнопленных лиц, относящихся к запасу полиции, рядовых КОПа и стражи граничной, а также офицеров запаса из числа трудовой интеллигенции (советской территории), считаю нецелесообразным.

Освобождение этих категорий следует, однако, проводить после повторного персонального опроса и проверки сомнительных лиц по местожительству, т. к. среди них есть лица, скрывающие свою действительную принадлежность к кадрам полиции и КОПа.

Мл. начсостав КОПа сверхсрочной службы без тщательной фильтрации и агентурной проработки освобождать не следует.

Уже из этой докладной ясно, какой контингент собирали в Осташковском лагере. Это люди, которые по своему служебному положению могли быть причастны к довоенной работе против СССР — шпионажу, переброске банд — а также к преследованиям польских коммунистов, карательным акциям и пр. Кроме того, в полицию, естественно, отбирали идеологически устойчивых граждан — а значит, настроенных резко антисоветски. На допросах они все, конечно, стали взятыми по мобилизации и аполитичными, однако следователи им не верили, и были правы.

Вскоре в Осташков стали отправлять саботажников, отказников, антисоветски настроенных пленных из других лагерей. Почему туда? Всё просто: это был единственный лагерь, где работали следственные бригады НКВД. По крайней мере, в документах нет упоминаний о следствии, которое проводилось бы в других лагерях.

По состоянию на 8 апреля 1940 года в Осташковском лагере находилось 6364 чел.

Из них:

а) офицеров армии 48 чел.

б) офицеров полиции и жандармерии 240

в) мл. комсостава полиции и жандармерии 775

г) рядовых полицейских и жандармов 4924

д) тюремщиков 189

е) разведчиков и провокаторов 9

ж) ксендзов 5

з) осадников 35

и) торговцев 4

к) переведённых из быв. польских тюрем 4

л) судебных работников 5

м) солдат и мл. комсостава 72

н) прочих (проверяются для решения вопроса о дальнейшем направлении) 54

К тому времени 443 человека уже были отправлены из лагеря. Стало быть, к моменту принятия решения пленных там числилось несколько больше — 6879 человек.

Что могла инкриминировать этим людям советская власть?

На полицейских, жандармов, тюремщиков распространялась статья 58–13:

«Активные действия или активная борьба против рабочего класса и революционного движения, проявленные на ответственной или секретной (агентура) должности при царском строе или у контрреволюционных правительств в период гражданской войны (от 3 лет до ВМН)».

Сотрудникам разведки и пограничной стражи могли инкриминировать и 58–6 — шпионаж (те же меры).

На отказников, организаторов «волынок» на производстве распространялась ст. 58–14 — «контрреволюционный саботаж» (от года до ВМН).

Тем, кто был причастен к переброске банд на советскую территорию, светила 58–8 и 58–9 (терроризм) — очень серьёзная статья, по которой в СССР было много смертных приговоров.

И наконец, для резко антисоветски настроенных пленных, не скрывавших своих взглядов, существовала самая массовая 58–10 — «антисоветская пропаганда и агитация» (от шести месяцев).

Кроме того, в СССР существовал ещё контингент «социально опасных», на которых никакие статьи не распространялись, однако их тоже могли репрессировать в превентивном порядке, с учётом предвоенного времени.

Следующий вопрос: если следовать логике времени, что могла сделать с этими людьми советская власть?

Существует несколько более поздний документ — докладная записка Супруненко, касающаяся 1525 польских полицейских, интернированных в Латвии и Литве и после присоединения этих государств к СССР переданных в Козельск. Написана она год спустя, в марте 1941 года. Там говорится: