17 сентября маршал Рыдз-Смиглы вроде бы издал приказ, призывающий не вступать в бой с советскими войсками. Приказ гласил:
«Советы вторглись. Приказываю осуществить отход в Румынию и Венгрию кратчайшими путями. С Советами боевых действий не вести, только в случае попытки с их стороны разоружения наших частей. Задача для Варшавы и [Модлина], которые должны защищаться от немцев, без изменений. [Части], к расположению которых подошли Советы, должны вести с ними переговоры с целью выхода гарнизонов в Румынию или Венгрию».
Этот приказ известен только в черновике, поэтому мы говорим «вроде бы». Точно так же «вроде бы» он был передан в воинские части — хотя, учитывая состояние связи, совершенно неясно, до каких частей дошёл.
Впрочем, существование приказа ещё ничего не означало. Иной раз действия польских военачальников лежат вообще за пределами всякой логики. Вот как обстояло дело, например, в Вильно. 18 сентября командующий гарнизоном полковник Окулич-Козарин заявил, что Польша не находится в состоянии войны с большевиками, и приказал вверенным ему войскам уходить в Литву (надо полагать, там после всех польских фокусов были прямо-таки счастливы их видеть). Однако часть офицеров восприняла этот приказ как измену, поэтому полковник, убоявшись подчинённых, решил подождать с отступлением, а когда в 19 часов 10 минут ему доложили о появлении советских танков, приказал открыть огонь. После этого он в 20 часов послал своего заместителя, подполковника Подвысоцкого, уведомить советские войска, что поляки не хотят с ними сражаться, и потребовать их ухода из города. Поскольку в 20 часов он также дал приказ отходить и своим солдатам, ситуация приобрела явный налёт сюрреализма: уходят все!
Распорядившись, Окулич-Козарин покинул Вильно, а вернувшийся через час Подвысоцкий решил всё же защищать город и своей властью приостановил отход войск. (Тем временем, пока происходили все эти эволюции, с советскими танками дрались отряды гимназистов.) В 22.30 подполковник всё же решил, что Вильно не удержать, и тоже приказал отходить. Но поскольку порядок в войске был сами видите какой, бои шли ещё целый день. В ходе этой ожесточённой схватки советские войска потеряли 13 человек убитыми и 24 ранеными, а также несколько подбитых танков.
Вообще истории во время этой кампании случались разные. Так, возле города Гродно советская мотогруппа 16-го стрелкового корпуса нарвалась на карательный отряд, как раз в это время подавлявший антипольское выступление местного населения. По ходу «пацификации» были убиты 17 человек, в том числе два подростка. И тут в «семейную сцену» вмешались наши танки. Противник, понимая, что ничего хорошего ему не светит, отчаянно сопротивлялся в течение полутора часов, потом танкистам пришли на помощь вооружённые местные жители. Потери группы были: 1 убитый боец, 1 повреждённый танк и 1 подбитая бронемашина. О судьбе карателей история умалчивает, но учитывая ситуацию, вряд ли кто-то из них дожил до лагеря военнопленных.
Во Львове вышла заварушка между одновременно подошедшими к городу с двух сторон советскими и немецкими частями — немцы, не разобравшись в ситуации, стали стрелять по нашим, наши, обидевшись, по немцам. Правда, быстро разобрались, так что никаких международных осложнений не последовало. Конечно, взять город хотелось всем, однако существовали высокие договорённости, относившие его к советской зоне влияния, так что 20 сентября немцы получили приказ отойти от Львова. Они ушли, напоследок предложив всё же сдать город в следующих выражениях: «Если сдадите Львов нам — останетесь в Европе, если сдадите большевикам — станете навсегда Азией». Естественно, решали этот вопрос не полевые части, так что речь шла скорее о чести вермахта, чем о пользе для Германии.
А вот практика показала, что в Азии лучше — если ты, конечно, не истинный ариец. Жителям городка Высоке-Мазовецк не повезло — они были славянами. Когда наши подошли к местечку, оно оказалось полностью сожжённым. Выяснилось, что дело было так:
«По свидетельству местных жителей, во время прохождения частей вермахта через город был убит немецкий солдат. Немцы предложили выдать им виновного, но он так и не был найден. Тогда немцы из пушек зажигательными снарядами прямой наводкой ударили по городу. Вспыхнул пожар, тушить который местному населению немцы не дали и расстреливали тех, кто пытался это делать. В итоге в городе уцелело всего 10 домов и церковь, а из 5 тыс. жителей осталась всего 1 тыс.»
[119]
.
Надо ли говорить, что советские войска и близко ничего подобного не творили?
Впрочем, не всегда германцы так поступали. В городе Любомль они разоружили польский гарнизон, вывезли из города всё продовольствие, зато раздали жителям часть оружия, чтобы те организовали милицию, которая в такие времена совсем не лишняя. На следующий день немцы ушли, зато в город влетела какая-то польская часть, незнамо зачем разогнала и обезоружила милицию, убив семерых милиционеров, захватила паровоз и скрылась.
Так что идея защиты жителей была куда как актуальна.
Прибыв 26 сентября на станцию Бескид, советские войска обнаружили там… венгров. Венгрия имела претензии на часть польской территории — но не в советской же зоне! Сталин уж точно ничего им не обещал. В ответ на попытку войти в контакт венгры начали стрелять по красноармейцам, но после того, как к разговору подключились советские бронемашины, ушли обратно на свою территорию через пограничный железнодорожный тоннель, который, по уверению местных жителей, был заминирован. Наши, впрочем, и не стали соваться дальше, предоставив решать конфликт дипломатам.
А у дипломатов всё шло своим чередом. Уже 28 сентября СССР и Германия подписали договор о дружбе и границе. Он очень простой, о дружбе там совсем мало, а всё больше о границах. Приводить бы его не стоило, но поскольку об этом документе ходит огромное количество сплетен — что это чуть ли не пакт о совместном завоевании мира — то всё же придётся.
«Правительство СССР и Германское Правительство после распада бывшего Польского государства рассматривают исключительно как свою задачу восстановить мир и порядок на этой территории и обеспечить народам, живущим там, мирное существование, соответствующее их национальным особенностям. С этой целью они пришли к соглашению в следующем:
Статья I
Правительство СССР и Германское Правительство устанавливают в качестве границы между обоюдными государственными интересами на территории бывшего Польского государства линию, которая нанесена на прилагаемую при сём карту и более подробно будет описана в дополнительном протоколе.
Статья II
Обе стороны признают установленную в статье I границу обоюдных государственных интересов окончательной и устранят всякое вмешательство третьих держав в это решение.
Статья III
Необходимое государственное переустройство на территории западнее указанной в статье I линии производит Германское Правительство, на территории восточнее этой линии — Правительство СССР.