Я с пользой провел время. Я боялся смотреть по сторонам — вдруг монстры в банках ожили и подкрадываются ко мне со спины?! Лучше уж пялиться в ноутбук. Если не знаешь об опасности, ее нет. Наивная детская философия…
А потом дверь кабинета распахнулась, включился свет. Только тогда я смог оторваться от компьютера. Крутанувшись вместе с креслом, повернулся к двери.
Передо мной стояли трое в длинных черных плащах. В руках вошедшие держали матовые серебристые пистолеты с глушителями. И один такой пистолет был направлен на меня.
— Ты кто такой? — спросил самый высокий, тот, что взял меня на мушку.
— Знаете, как переводится название Титикака? — прошептал я одними губами, но меня услышали.
— И как же? — Пистолет в руке чуть дрогнул.
— «Священный камень», — сказал я и протянул высокому кристалл.
Мужчина отшатнулся, его спутники навели на меня оружие.
Представьте, что вы входите в комнату и видите ребенка, который истекает кровью. Целиться в раненого мальчишку из пистолетов — разве это нормальное поведение для взрослых мужчин? А как же первая помощь? Как же охи-вздохи?
— Миля, это ты устроила? — услышал я строгий голос в коридоре.
Миля? Ту девочку, из-за которой я оказался здесь, звали Миленой. Значит, дома ее называют Милей. Забавно, да…
— Папочка, я… — Одноклассница попыталась оправдаться, но строгий голос перебил ее:
— Марш в свою комнату! И не высовывай носа, пока я не позову!
Хлопнула дверь — это Снежная Королева удалилась в тронный зал. А я, как дурак, протягивал троице кристалл, но никто не спешил его взять. И вот появился отец Милены. Я сразу понял, что это именно он — уж слишком уверенно держался. Так входит хозяин, а не тот, кто заскочил на минуту, чтобы проучить вора.
Высокий, седой, в светлой кожаной куртке, он, чуть прищурившись, смотрел на меня, будто прикидывая, что со мной делать. Он ничего не спросил, но я почему-то принялся тараторить:
— Понимаете, нам по географии доклад, Милена сказала, что Интернет и вместе, договорились через час, я не хотел, я пришел, она — вот там кабинет, там компьютер, я зашел, а она…
— Достаточно! — прервал меня отец Милены и кивнул троице: — Спрячьте оружие. Совсем охренели?! Ребенок же!
— Какой, на, ребенок?! Профессор, очнись! Это ж мутант какой-то! — Тот, который с самого начала угрожал мне пистолетом, принялся кричать на хозяина кабинета.
По-моему, зря он так. На некоторых людей лучше не повышать голос. Целее будете. Но, похоже, крикливый считал иначе:
— Он же разогнанный топаз в руках держит, и ему хоть бы хны! Пацан его реально погасил! Собой, тля буду, погасил!
Я понял, что речь идет обо мне, а кристалл — «разогнанный топаз». Что такое «топаз», я хоть и смутно, но представлял. Камень такой, ювелирный. А вот что значит «разогнанный»? Странное слово, неправильное.
— Грохнуть его, и все дела, профессор!
— Заткнись. — Отец Милены говорил спокойно, хотя лицо его искажала гримаса недовольства. — Как был ты уркой, так и остался. Тебе бы всех грохать и валить. Ничему тебя жизнь не научила, Косой. Ты ж видишь, парень необычный, а хочешь его в расход пустить, как сталкера какого. Нельзя так, Косой, кадрами разбрасываться.
А вот что было дальше в том кабинете с банками, я не знаю. Глаза мои заволокло пеленой, и я потерял сознание.
* * *
Очнулся я дома. Рядом сидела и тихонько плакала мама. С кухни доносились голоса: возмущенный отца и спокойный, даже самоуверенный, профессора, отца Милены.
— Это ж сын мой! Не дам, ты что?!.. — Отец грохнул кулаком по столу. — Не в Зоне, здесь закон есть, я на вас управу найду!
Судя по грохоту, батя уже изрядно выпил. Бутылку перцовки в себя влил, не меньше.
— Ты, сталкер, мебель не ломай, — устало сказал профессор. — Ты налей себе, чего уж. И мне налей. Ты думаешь, я все это затеял, потому что зла твоему парню желаю? Я ж не заставлял тебя в Зоне детей делать…
А потом дверь на кухню захлопнулась, и я больше не услышал ни слова. Сталкер? Профессор назвал моего отца сталкером? Наверное, я брежу. И я опять провалился в забытье…
Когда раны на руках и ногах полностью зарубцевались, уже настала весна. Ко мне каждый день приходил кто-нибудь из одноклассников, приносил домашнее задание.
Семья Милены съехала на следующий день после того случая в кабинете. Отец сказал, что я больше никогда не увижу эту гоп-компанию, но мне придется раз в месяц ходить в поликлинику для обследования. Или чаще — если попросят сделать какие-нибудь особые анализы. А через пару месяцев отца уволили с завода за прогулы, и он запил вчерную. Мать тоже ушла с работы, но деньги в нашей семье теперь почему-то не переводились.
Я часто вспоминал Милену. Я все никак не мог понять, зачем она заперла меня. Неужели хотела таким образом отомстить за то, что я дергал ее за косички? Знала про мутантов, знала, что я могу погибнуть, но все равно заперла?…
Я отказывался в это верить. Моя Снежная Королева не способна на такую подлость. Это случайность, Милена ни в чем не виновата…
Я пообещал отцу, что забуду о том, что случилось, и никогда никому не расскажу. Помнится, батя наорал на меня, когда я спросил его, куда переехал профессор со своей семьей.
— Не смей даже думать о них! Не смей искать эту дрянную девчонку! Я не позволю тебе загубить свою жизнь!..
Прошло почти семь лет, прежде чем я вновь встретился с Миленой.
Глава 4
ОШЕЙНИК ДЛЯ КАРАТЕЛЯ
Раньше я никогда не носил ошейников. И поныне не испытываю тяги к садо-мазо. Даже без золотых цепочек и крестов-висюлек запросто обхожусь. А вот ведь довелось примерить особый обруч, спасибо товарищу майору. Хорошо хоть не намордник…
Словно прочитав мои мысли, Кажан ухмыльнулся:
— Радуйся, Край, что не намордник.
Я кивнул, изо всех сил изображая на лице довольство жизнью. Но актер из меня — как из пластилина пуля, такое лицедейство принято освистывать, топая и крича: «Не верю!»
Григорий Иванович Кажан — мужчина с брюшком, свисающим над ремнем, — приподнялся из-за большого дубового стола, опираясь на широко разведенные ладони. Брови у майора кустистые, идеальные для того, чтобы хмуриться, придавая взгляду значительность.
— Радуйся, Край, что не шлепнули тебя, что жив еще.
Я вновь изобразил умиление и благодарность. Даже не очень требовательный зритель швырнул бы в меня гнилой помидор.
Майор кутался в фуфайку цвета хаки, с которой не расставался даже в июльский полдень. У него проблемы с кровообращением. После того как у Янтаря его зацепила «жарка», он постоянно мерз. Если бы не фуфайка, Кажан имел бы вполне респектабельный вид, будто и не офицер ВС Украины. Под верхней одеждой он носил рубашки от Армани, к губе прилипла дымящаяся сигара, толстая и дорогая. Пробор в волосах, едва тронутых благородной сединой, пропитался хорошим одеколоном. Ни дать ни взять — светский лев. Я всегда завидовал представительным мужчинам. По крайней мере, пытался изображать зависть.