Нет, воля ваша, это вряд ли диктовал Ленин, А если даже это было записано Володичевой (насколько точно?) под его диктовку, то продиктовала эти строки, опять-таки, болезнь Ленина.
Но конфликт-то у Сталина с Крупской был? — может спросить читатель.
Вне сомнений, был.
И, надо полагать, Надежда Константиновна чисто по-житейски пожаловалась двум старинным друзьям Ленина и ее самой — ведь она и Ленин годами жили с Каменевым и Зиновьевым в эмиграции бок о бок!
Кому еще она могла пожаловаться в таком деликатном деле — Марии Ильиничне? Но здесь надо было обратиться к тем, кто мог бы авторитетно попенять Сталину — тоже по-свойски, по-партийному.
Ведь Крупская не к Троцкому пошла — «большевику» с августа 1917 года!
А Каменев и Зиновьев самым подлым образом все (да еще наверняка — в искаженном виде) выложили Ленину, спровоцировав его письменную реакцию. И не будет чрезмерным предположить, что Каменев и Зиновьев сознательно хотели ухудшить самочувствие Ленина вплоть до нового паралича.
Собственно, ведь так оно и случилось!
Пищу для сомнений дает и фиксация концовки всего этого дела в дневнике дежурных секретарей Ленина. Последняя запись в нем была сделана Володичевой 6 марта 1923 года, но, как сообщается в примечаниях 45-го тома Полного собрания сочинений Ленина, текст в дневнике, начинающийся со слов «Надежда Константиновна просила…» и касающийся письма Ленина Сталину, был записан почему-то стенографическими знаками.
И Володичева (1891–1973) якобы «расшифровала» его лишь 14 июля… 1956 (пятьдесят шестого) года!
То есть почему-то через тридцать три года после записи, но…
Но — всего через пять месяцев после XX съезда и хрущевского доклада «О культе личности»…
Как-то очень уж кстати оказалась «расшифровка» 65-летней Володичевой этой антисталинской «записи».
Ленин умер в 1924 году, Крупская — в 1939-м, Сталин в 1953 году был отравлен… Опрашивать, так все происходило или не так, было некого. И ссора Ленина со Сталиным считается достоверным фактом, Хотя действительно достоверным можно считать, пожалуй, лишь то, что Крупскую подзуживали против
Сталина Каменев и Зиновьев при скрытом участии Троцкого.
Возможно, не без греха здесь была и Володичева, Причем я не подозреваю Володичеву в злом умысле против Ленина… Она могла быть и бессознательным орудием не столько даже Троцкого (этот был так охвачен самолюбованием, что не увлекался хитроумными интригами), сколько Каменева (этот имел вид добродушный, но был о-очень себе на уме) и Зиновьева.
А еще более вероятно, что постаревшая Володичева стала орудием Хрущева и хрущевцев…
Вся эта невеселая история внимательно проанализирована известным философом-марксистом Ричардом Ивановичем Косолаповым в его емком очерке 2000 года «Сталин и Ленин», и, работая над книгой, я снесся с ним и поинтересовался — как он смотрит на роль Володичевой?
Еще раз все обсудив, мы пришли к общему выводу: «Темна вода в облацех»…
Ну, что есть, то есть!
Возвращаясь же в начало марта 1923 года, сообщу, что 5 марта Ленин диктует письмо Троцкому с просьбой взять на себя защиту «грузинского дела», посколы<у-де «дело это сейчас находится под «преследованием» Сталина и Дзержинского» и Ленин не может «положиться на их беспристрастие» и «даже совсем напротив»…
(Троцкий, ссылаясь на болезнь, отказался, прекрасно понимая, что подобная защита объективно подорвет его позиции постольку, поскольку защищать ему пришлось бы явных авантюристов и сепаратистов.)
5 марта Ленин, как уже было сказано, диктует (?) также письмо Сталину.
А 6 марта он диктует письмо группе Мдивани:
«Строго секретно
тт. Мдивани, Махарадзе и др.
Копия — тт. Троцкому и Каменеву
Уважаемые товарищи!
Всей душой слежу за вашим делом. Возмущен грубостью
Орджоникидзе и потачками Сталина и Орджоникидзе.
Готовлю для вас записки и речь.
С уважением Ленин».
Это письмо было последним, что продиктовал Ленин в своей жизни. В тот же день, 6 марта 1923 года, у него началось очередное обострение болезни.
10 марта 1923 года это привело к усилению паралича правой части тела и к потере речи.
Добили-таки Ильича Каменев с Зиновьевым и грузинская склока, затеянная Мдивани!
Известен ответ Сталина на письмо Ленина, Ленину его уже не прочли — ответ пришел после катастрофы. А вот нам его знать не мешает:
«т. Ленину от Сталина.
Только лично,
Т. Ленин!
Недель пять назад я имел беседу с т. Н. Константиновной, которую я считаю не только Вашей женой, но и моим старым партийным товарищем, и сказал ей (по телефону) приблизительно следующее: «Врачи запретили давать Ильичу политинформацию, считая такой режим важнейшим средством вылечить его, между тем Вы, Надежда Константиновна, оказывается, нарушаете этот режим; нельзя играть жизнью Ильича» и пр, Я не считаю, что в этих словах можно было усмотреть что-либо грубое или непозволительное, предпринятое «против» Вас, ибо никаких других целей, кроме цели быстрейшего Вашего выздоровления, я не преследовал. Более того, я считал своим долгом смотреть за тем, чтобы режим проводился. Мои объяснения с Н. Кон. подтвердили, что ничего, кроме пустых недоразумений, не было тут, да и не могло быть. Впрочем, если Вы считаете, что для сохранения «отношений» я должен «взять назад» сказанные выше слова, я могу их взять назад, отказываясь, однако, понять, в чем тут дело, где моя «вина» и чего, собственно, от меня хотят.
И. Сталин».
Показательно, что Крупская, узнав о раздраженном письме Ленина Сталину, просила его адресату не направлять. Тем не менее Сталину письмо передали — троцкисты уже начинали действовать путем интриг.
Интрига удалась наполовину — Ленину стало не просто хуже, он вновь полностью выбыл из минимально активной жизни. Но отношение Сталина к Ленину осталось прежним — уважительным.
Начинается последний акт трагедии Ленина. И с этого момента страна и партия привыкают жить «без Ленина», хотя формально Ленин до смерти оставался членом ЦК и Политбюро ЦК, Председателем Совета народных комиссаров СССР.
17 АПРЕЛЯ 1923 года открылся XII съезд партии, и на заседании президиума съезда было принято решение огласить письмо Ленина «К вопросу о национальностях или об «автономизации»» на заседании сеньорен-конвента (совещании представителей делегаций) 18 апреля и затем — на собраниях делегаций.
Это было, конечно, «шпилькой» «дуумвирата» Троцкого и Каменева в адрес Сталина, но существенного значения не имело — партийный и государственный авторитет Сталина уже не могли поколебать (а тем более — сокрушить) никакие диверсии.