"Катынское дело". Проверка на русофобию - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Илюхин cтр.№ 41

Охрана бывших объектов ЦК КПСС и Управления делами являлась своеобразным прикрытием специфической деятельности, которой занималась «служба» на самом деле. Вне штата «службы» существовал так называемый «особый сектор», который занимался «изготовлением» нового варианта современной истории, под заказ представителей политических властей того периода времени, к чему я непосредственно был причастен. Этот «сектор» располагался в недоступном месте, под охраной военнослужащих, как я уже пояснял, в д/о «Нагорное». Под «особый сектор» была выделена дача № 4, а участвующие в проекте сотрудники жили на охраняемой территории в спальных корпусах. Первоначально в проекте было задействовано около 15 человек. В нашем распоряжении находились десятки томов архивных документов 30-х и 40-х годов для того, чтобы мы понимали, каким образом и по каким правилам осуществлялось делопроизводство в органах НКГБ-НКВД СССР и в ЦК ВКП(б).

Среди нас были криминалисты из средней школы милиции ГУВД Московского горисполкома, историки и машинистки. На дачу привозили большое количество пишущих машинок образца 30-х годов. Курсанты военного училища им. Верховного Совета РСФСР (нынешнее Московское ВОКУ) приводили их в рабочее состояние. Из непонятных фондов извлекали множество (сотни) пустых бланков, выполненных типографским способом на старой бумаге, от Ленинского — совнаркомовского до решения Политбюро ЦК ВКП(б) 40-х, 50-х годов. Среди них были бланки НКВД, НКГБ, ВЧК, Верховного Совета СССР, ОГПУ, бланки решения «троек». В распоряжении «сектора» имелись сотни штампов вх. и исх. нумерации по делопроизводству тех времен и печати органов НКГБ, ЦК, печати имперских властей гитлеровской Германии и многое другое.

Работа «сектора» была систематизирована и необыкновенно продуктивна. Все делалось «ради одного-единственного экземпляра», который не должен был отличаться от тех, которые издавались в 30-е, 40-е годы. При этом при изготовлении такого «единственного экз.» портилось огромное количество бланков и старой бумаги. За сутки изготавливалось примерно по 15–20 страниц «архивных» документов.

Машинистки печатали первичный текст с приготовленных текстовых форм, которые привозили наши «шефы» со Старой площади, «специалисты» в соседних кабинетах расписывались за Сталина, Берию, Кагановича, Молотова, Гитлера и пр. известных исторических персонажей. За период нахождения в Химках сотрудниками «особого сектора» было изготовлено более 200 томов документов 20-х, 30-х и 40-х годов. При этом тома прошнуровывались, пронумеровывались, составлялась опись документов. На обложках папок в основном имелся один и тот же логотип «спецфонд» ЦК ВКП(б) или ЦК КПСС. Готовую продукцию отвозили, насколько я знаю, на Старую площадь.

К руководству «службы» приезжали легко узнаваемые люди: Гавриил Попов, Полторанин, Гайдар, руководитель Росархивов Рудольф Пехоя, Волкогонов и прочие.

Нами были изготовлены формуляры о нахождении на излечении «пациента № 1» Владимира Ульянова — Ленина в подмосковных Горках. В нашем распоряжении были подлинные образцы ленинских архивов, изъятые из Института марксизма-ленинизма. Нами было изготовлено множество рапортов охраны, врачей, психиатров и докладные записки Сталину о состоянии здоровья Ленина. При изучении вновь созданных документов становилось явным, что нахождение психически больного Ленина на лечении в Горках делилось на несколько этапов: когда ненормальный Ленин был еще внешне здоров, мог писать и говорить, затем, когда он стал заговариваться и нести всякий бред, но мог еще печатать и писать, при этом его писанина ежедневно изымалась, опечатывалась и направлялась в Кремль, затем, когда он перестал разговаривать, вместо этого мычал и издавал разные звуки, а Крупская была его переводчицей. Специалистами «сектора» детально описывался каждый день истории болезни «вождя» со всеми подробностями. Материалы о Ленине изготавливались в такой «творческой» атмосфере, что лично мне казалось, что я был напрямую причастен ко всем этим событиям. Ленин во всех этих материалах представлялся полным идиотом с диагнозом «обширное поражение мозга», сифилитиком.

Наряду с этими документы были изготовлены дела с перепиской между органами НКВД и ЦК ВКП(б) в период 1938–1941 годов. Она занимала десятки томов. Параллельную работу, насколько мне это было известно, проводили военные в недрах ГРУ ГШ ВС.

Были изготовлены материалы о сотрудничестве органов НКВД и германского гестапо, а также документы о расстреле польских офицеров в лагерях для военнопленных на территории Украинской и Белорусской ССР.

Было изготовлено более 15 экз. разных вариантов договора НКВД — гестапо.

Часть документов я сумел сохранить. Некоторые бесценные экземпляры должны были быть уничтожены из-за того, что исполнители переборщили с количеством резолюций и согласований или «лепили» печати где попало.

Подписи и резолюции, которые стоят на документах из дела о сотрудничестве НКВД — гестапо, идентичны тем, что стоят на документах о расстреле польских офицеров. В частности, подпись Л. П. Берии выполнена при помощи клише, одним и тем же способом.

Я знаю, что Вы, уважаемый Виктор Иванович, занимаетесь вопросами исследования некоторых исторических документов, касающихся расстрела бывших польских офицеров. Часть документов опубликована на интернет-сайтах, в частности, письмо наркома внутренних дел СССР от 5 марта 1940 года. У меня не вызывает никаких сомнений в том, что подпись Л. П. Берии под документом от 5 марта 1940 года произведена в нашей лаборатории в начале 1992 года. В качестве достоверности своих слов я прилагаю к письму печати и клише подписей Берии и Сталина, которые мне удалось сохранить. Эти подписи ничем не отличаются от той, которая стоит на документе от 5 марта 1920 года. Кроме того, резолюция «За И. Сталин» выполнена сотрудниками лаборатории. В качестве примера я прилагаю бланк НКГБ 40 года с аналогичной резолюцией и оставшиеся у меня страницы текстов с подписями Л. П. Берии, выполненные в лаборатории, которые идентичны с документом от 5 марта 1940 года.

В ноябре 1991 года «служба» переехала в пос. Заречье и расположилась на брежневской даче и в комендатуре 9-го управления КГБ. Штат «особого сектора» увеличился в несколько раз. Изготовляемые документы «внедрялись» в государственные архивы при соучастии в проекте должностных лиц Администрации и руководителей архивных служб.

Эта «служба» была, может быть, одной из самых секретных организаций по своей сущности в указанный период времени. В то голодное и нестабильное время работники «службы» еженедельно обеспечивались спецпайками в столовой Управления делами и лечились в ЦКБ. Сейчас, по прошествии стольких лет, об этом не принято вспоминать, но, когда я в книгах Дмитрия Волкогонова и других известных политиков вижу документы, которые изготавливались в нашей лаборатории, причем известные политики и писатели то и дело ссылаются на них, мне становится, с одной стороны, смешно, с другой стороны — грустно.

К примеру, взять книгу Дм. Волкогонова из цикла «Всемирная история в лицах» «Сталин», книга II, Вожди, 1998 года выпуска, после 64-й стр. имеется вставка фотодокументов — документ от 1 апреля 1941 года, за п/п Тимошенко и Жукова — фальшивка; далее: документ от 16 августа 1941 года на имя Сталина — с его резолюцией — фальшивка. Дальше вообще грубая работа — на документах от 21 сентября 1941 года и 17 ноября 1941 года — две подписи Сталина на разных документах выполнены абсолютно зеркально идентично.