Великий Макиавелли. Темный гений власти. "Цель оправдывает средства"? - читать онлайн книгу. Автор: Борис Тененбаум cтр.№ 72

То есть вдобавок к фарсу как средству убежать от ужасной действительности комедия получается еще и довольно злой пародией на самого себя и на свои поздние страсти...

Bдобавок – ко всему прочему...

Сильный был человек Никколо Макиавелли, не у каждого хватит духа посмеяться над собой в такой беде и в таком отчаянии...

Но если он спрятал свои более глубокие чувства и соорудил свой фарс как «средство для побега», беды героя его пьесы и впрямь трогают сердце.

Песенка о том, что «задницы молодых представляют собой более достойную цель для стрел Амура», выглядит, я бы сказал, автобиографично. К тому же ее пела как раз та самая Барбара Раффакани, в которую Макиавелли был влюблен. И это хорошо видно из пьесы, которую он написал.

Его Никомако не просто влюбился – он стал другим человеком. Kак говорит в пьесе его жена, – наш пожилой проказник ко всему прочему еще и женат, как, впрочем, женат и Никколо Макиавелли, что абсолютно ему не мешает:

«Прежде он был сама рассудительность и спокойствие. Время свое он проводил в неустанных трудах: вставал спозаранку, шел в церковь, распоряжался по дому; затем – если бывала нужда – отправлялся на площадь, на рынок, в присутственные места; если нужды в том не было – уединялся с кем-нибудь из сограждан для степенного разговора или шел к себе и погружался в деловые бумаги и счетные книги; после чего приятственно обедал в кругу семьи, а отобедав, занимался с сыном, наставлял его, рассказывал назидательные истории о доблестных мужах и при помощи многоразличных примеров из античной и современной истории обучал его жизни; затем снова выходил из дома либо по делам, либо для честного и серьезного времяпрепровождения...»

В общем, Никомако ведет себя, пожалуй, получше, чем Никколо – как-никак, он ходит в церковь и занимается деловыми бумагами, а не только «рассказываeт назидательные истории о доблестных мужах... при помощи многоразличных примеров из античной и современной истории», но вот, стоило ему влюбиться – и oн становится несчастным шутом и жертвой обмана.

Все-таки это довольно горькая комедия, я бы сказал...

Певицу Барбару Никколо Макиавелли в первый раз встретил как раз у Якопо, который был ее, так сказать, патроном. Впрочем, он был не ревнив и особо не возражал, если у нее появлялись и другие любовники. Приятели Никколо начали сплетничать насчет его вспышки поздней страсти чуть ли не в тот же месяц. У Франческо Веттори даже хватило ума написать его шурину, что, по его мнению, Никколо поступил бы куда умней, довольствуясь крошками обеда, оплаченного Форначайо, чем торчать в обеденное время у двери [Барбары], которую ему не откроют. Слово «обед», понятное дело, тут надо понимать как эвфемизм.

Филиппо де Нерли сообщал все тому же шурину Никколо, Франческо дель Неро, что «Мака, твой родственник и мой друг», служит предметом пересудов всей Модены, потому что он, как-никак немолодой человек, неистово влюбился в женщину, которую он «предпочитает не называть».

Почему он не хочет ее называть, не очень понятно. У Барбары Раффакани было много «близких друзей», если мы используем эвфемизм еще раз. Гвиччиардини даже написал об этом Макиавелли в письме, датированном августом 1525 года:

«Ты слишком привык к своей Барбаре, которая, как и все особы ее рода занятий, старается понравиться всем и каждому и ищет путей к тому, чтобы чем-то «казаться», вместо того, чтобы чем-то «быть».

Bсе это, конечно же, известно и самому Макиавелли – и ничуть его не беспокоит. В письме к Гвиччиардини в Модену в январе 1526 года он пишет по поводу предстоящей там постановки «Мандрагоры»:

«Что касается Барбары и других певцов, то я уверен, что смогу уговорить ее приехать, только надо ей заплатить. И упоминаю об этом потому, что некоторые из ее любовников попытаются удержать ее от поездки, но есть способ заставить их помолчать».

И Франческо Гвиччиардини пишет своему беспутному другу, что он влюблeн не столько в Барбару, сколько во всех женщин вообще, и поминает ему некую Малискоту, с которой у Макиавелли была связь летом 1525-го, когда он был у Гвиччиардини по порученным ему делам о францисканских монастырях. Никколо ничуть не отпирался и охотно признавался в легкомыслии и в том, что он не может устоять перед хорошеньким женским личиком, что красивая женщина интересней ему больше, чем все дела и планы императора Карла V.

Hо про Барбару он пишет, что нашел в ней истинное сокровище огня, тонкости и грации и думает, что этих ее качеств хватило бы на то, чтобы «приперчить» целый город.

А уж кстати о «перце» – он попросил Гвиччиардини разместить ее в Модене в каком-нибудь хорошем монастыре, Никколо полагал, что «среди монахов ее присутствие вызовет смятение». Шутка была хороша, но в Модену Барбара так и не приехала, потому что в силу самых разных причин постановка там «Мандрагоры» так и не состоялась.

Странное дело – Никколо Макиавелли было уже 56 лет, по тем временам возраст более чем почтенный. Папа Лев Х скончался в 46. Денег у него не было, о власти, влиянии и могуществе уж и не говоря. И тем не менее он, даже пожилой и безденежный, нравился молодым женщинам.

Малискотта, например, говорила Гвиччиардини, что очень оценила разговор и манеры его друга. Можно допустить сомнение – в конце концов, она говорила с губернатором Романьи и могла похвалить Макиавелли для того, чтобы угодить губернатору.

Но вот прекрасная Барбара с нежностью вспоминала его и потом, через 17 лет после его смерти. И это вряд ли была просто память о былом немолодой уже женщины – право же, ей было из чего выбирать, список былых любовей у нее был очень длинным.

И даже более того – говоря в самый разгар их романа, что ценит своего друга и автора, oна и в самом деле оказала ему услугу. Барбара, по-видимому, выхлопотала Никколо то, чего он не добился всеми 14 долгими годами службы Республике: право на выдвижение своей кандидатуры на почетные должности.

Оговоримся, однако, что мнения потомков на этот счет разделены. Например, есть вполне обоснованное предположение, что право это он получил благодаря влиянию Джулио Медичи, ставшего с 19 ноября 1523 года папой римским, Климентом VII. По крайней мере, так говорится в совсем недавно вышедшей биографии Никколо Макиавелли на английском языке [2].

И вроде бы именно эта версия и выглядит более вероятной – как-никак, папе Клименту достаточно было молвить одно лишь словечко, и власти Флоренции, подвластной дому Медичи, выполнили бы его желание просто моментально. Но итальянский биограф Макиавелли, Маурицио Вироли, настаивает на том, что все было устроено Барбарой [3]. Кто тут прав?

Примем все-таки итальянскую гипотезу?

Пусть уж эта привилигия досталась Никколо от его юной любовницы, в знак женской благодарности за искреннюю любовь, а не от папы римского как награда и милость?

1. Тит Макций Плавт (лат. Titus Maccius Plautus) – выдающийся римский комедиограф.