Великие Борджиа. Гении зла - читать онлайн книгу. Автор: Борис Тененбаум cтр.№ 42

Но, как ни странно, он остался в живых.

Пажи принца Альфонсо не защитили своего господина, но их крики все-таки ему помогли – в папском дворце поднялся переполох. Папа Александр был нездоров, Лукреция и принцесса Санча Арагонская, жена его сына Жоффре, оставались у него в покоях – в их присутствии он чувствовал себя бодрее. Так что, когда слуги внесли во дворец бесчувственного принца Альфонсо, у него сразу же оказались две преданные сиделки – и его жена, и его сестра. Ни одна из них ни на минуту не усомнилась в том, кто стоял за покушением, – и они упросили Александра VI выделить им охрану. Теперь комнату, где лежал принц Альфонсо, сторожили 16 солдат в полном вооружении. Были вызваны доктора, Лукреция и Санча все время находились при раненом и даже сами готовили ему еду – они опасались, что его отравят.

Чезаре тем временем говорил всем и каждому, что, во-первых, на его шурина покушались Орсини, во-вторых, что Альфонсо угрожал убить самого Чезаре и даже выстрелил однажды в него из арбалета. Принц тем временем поправлялся, и, когда он почувствовал себя уже настолько хорошо, что смог садиться в постели, Чезаре Борджиа нанес ему визит – как он сказал, с целью уладить все недоразумения. Визит был обставлен со всеми церемониями – у постели больного собрались его друзья, и присутствовал даже посол Венеции Паоло Капелло.

От него-то, собственно, мы и знаем, что Чезаре, склонившись к уху принца Альфонсо, довольно отчетливо прошептал ему:

«Что не было сделано к обеду, может быть сделано к ужину».

Посол, согласно его донесению в Синьорию, немедленно отправился к Святому Отцу и рассказал ему об этом. Однако тот ничуть не встревожился и сказал, что Чезаре, безусловно, не имел никакого отношения к покушению, потому что он сам об этом так и сказал. А кроме того, если уж он и решил наказать Альфонсо, мужа своей сестры Лукреции, то виноват в этом только сам Альфонсо. 18 августа 1500 года Иоганн Бурхард занес в свои записки следующее сообщение:

«Поскольку дон Альфонсо отказался умереть от своих ран, его удавили в постели».

Ну, послы Венеции и Флоренции осветили вопрос несколько подробнее. Они оба донесли своим правительствам, что принц был убит по приказу Чезаре Борджиа. Согласно их сообщениям, герцог Валентино явился в спальню Альфонсо, велел всем – и Лукреции, и Санче, и всем слугам – немедленно выйти, после чего один из испанских подручных Чезаре, Микелотто Корелла, задушил принца прямо в его постели. Он торопился, поскольку Лукреция и Санча помчались в личные апартаменты папы Александра с мольбой о пощаде – но они не успели…

Бурхард в своих мемуарах пишет, что в ту же ночь тело принца Альфонсо было перенесено в базилике Святого Петра. Его сопровождал архиепископ Козенцы, Франческо Борджиа, дабы оказать честь покойному и выразить глубокое сожаление всех членов семейства в связи с постигшей их утратой. Врачи, лечившие Альфонсо, были немедленно арестованы и брошены в подвалы замка Святого Ангела по подозрению в том, что они способствовали его кончине. Вообще-то, их собирались даже судить, и именно по обвинению в неверном лечении, – но потом кто-то рассудил, что это, пожалуй, уже дело лишнее, и врачей освободили.

Принцесса Санча заперлась в своих комнатах и оттуда не выходила. Лукреция, напротив, оплакивала своего почившего супруга вполне открыто, и ее слезы и жалобы серьезно раздражали и ее отца, и ее брата Чезаре. А поскольку по обычаю женщине, только что овдовевшей, полагалось соблюдать глубокий траур, папа Александр предписал своей дочери отправиться в замок Непи и изливать свое горе там, подальше от Ватикана. Ей был выделен вооруженный эскорт в шесть сотен конных воинов, и в последние дни августа 1500 года, заливаясь слезами, она отправилась в путь.

Иоганн Бурхард не верил в ее искренность и в своих мемуарах записал, что истинной целью путешествия было ее желание просто прокатиться, сменить обстановку и вообще как-то отвлечься от всех неприятностей. Конечно, церемониймейстер Ватикана знал Лукрецию лично, и, понятное дело, она к своим 20 годам навидалась уже всякого. Даже если принять за полную правду все сплетни о том, что она была любовницей и своих братьев, и своего отца, и вообще весь тот скандальный сор, уже твердо укоренившийся в массовом сознании как часть «легенды Борджиа», надо все же признать, что к своему второму мужу она и в самом деле была привязана. У них был общий ребенок, они были одно время очень счастливы вместе, и совершенно невозможно отрицать, что она пыталась спасти своего Альфонсо. Пыталась – но не смогла. Что уж она чувствовала в то время, сказать невозможно. Но Лукреция Борджиа оставалась в замке Непи с конца августа и вплоть до ноября.

Свои письма оттуда она подписывала «La Infelissima» – «Несчастнейшая».

У Иоганна Бурхарда были источники неоценимой осведомленности: в Ватикане любили посплетничать, и коллеги-священники делились друг с другом разными удивительными историями, услышанными ими на исповеди. А поскольку в Юбилейный год, 1500-й от Рождества Христова, в Рим пришли огромные, несметные толпы пилигримов и все они надеялись получить от Святого Отца отпущение таких грехов, которые они не решались доверить своим обычным, местным исповедникам и поневоле доверяли их исповедникам римским, то панорама получалась богатая.

Наибольший интерес для священников, конечно же, представляли грехи их собратьев.

Рассказывали, например, о некоем монахе из Страсбурга, которому пришлось бежать из своего монастыря, потому что его преследовали его любовницы. Он сменил и монастырь, и даже монашеский орден, к которому он принадлежал – но ему не помогло даже это, и одна из его подруг, четвертая по счету, явилась в новую обитель, в которой он нашел приют, и потребовала у аббата возвращения ее милого. Так что ему пришлось бежать в Рим в надежде спрятаться – и он очень рассчитывал на отпущение его греха, раз уж и так наказан и находится теперь в такой крайности. Нечего и говорить, что на исповеди открывались более или менее обычные грехи, такие как кража, насилие или даже инцест. Но был и более трудный случай, когда священник-пилигрим исповедался в том, что уже 18 лет служит мессу, несмотря на то что у него на совести убийство младенца. А младенец этот был его сыном, которого родила его племянница. Что же ему оставалось делать, как не убить новорожденного? Но он его предварительно окрестил и похоронил более или менее по-христиански – в неосвященной земле, в конюшнях, но все-таки с заупокойной службой.

Сам грешник считал этот факт смягчающим обстоятельством.

Прощение и отпущение можно было получить в Риме – разумеется, за деньги. В Риме вообще можно было получить за деньги что угодно. Сам Святой Отец, нуждаясь в деньгах, занимался своего рода коммерцией – например, он назначил 12 новых кардиналов, которые заплатили ему за привилегию стать князьями Церкви. И это настолько не скрывалось и считалось настолько само собой разумеющимся, что даже цены были известны. Дороже всех заплатил Диего Уртадо де Мендоза, архиепископ Севильи, – он выложил 25 тысяч дукатов. Поскольку один золотой дукат весил три с половиной грамма, то тысяча дукатов составляла уже три с половиной килограмма, а такой вес, умноженный на 25, давал уже больше восьмидесяти килограммов чистого золота, сумма более чем внушительная.