Ясно, что Чечня имела второстепенное влияние на его стиль правления. Это, возможно, ускорило его разочарование Западом. И все же самое интенсивное вовлечение Путина в чеченские ужасы в течение 1999–2001 годов совпадало с его либеральным периодом. С другой стороны, стабилизация в Чечне после 2006 года нигде не принесла возрождения гражданских свобод. Прекращение войны, таким образом, выглядело больше катализатором для других тенденций, чем основным определением направления политики Путина.
Разочарование Вашингтоном
Все более и более резкие нотки враждебности, звучащие в речах Путина по отношению к Вашингтону, предполагали личное разочарование, близкое к предательству. Он рискнул. Он все еще оставался в Кремле новичком, однако переориентировал политику с хмурого негодования, оставшуюся после бомбардировок НАТО в Сербии, до радушных объятий с Западом. Он согласился вместе с США сократить ядерные арсеналы на две трети; не выдвигал официальных возражений по поводу размещения войск США в Центральной Азии; предлагал выйти за пределы полномочий и сотрудничать с разведкой во время войны в Афганистане; закрыл главную прослушивающую станцию на Кубе и даже подумал вслух, стоит ли России вступать в НАТО.
А что он получил взамен? США аннулировали Договор о противоракетной обороне, который Москва считала камнем преткновения их ядерной безопасности. Вашингтон настаивал на быстром расширении НАТО не только в Прибалтике, откуда ее разведывательные самолеты следили за внутренними районами России, но даже в Украине – сердце исторической Руси, и Грузии, вплоть до уязвимых границ России. Показывая, что они заботятся о международном праве только тогда, когда им это удобно, США вторглись в Ирак без разрешения ООН, на основе искаженных разведсведений, а затем имели смелость читать лекции Москве об использовании своего геополитического положения на своей территории.
Конгресс отказался даже прекратить применение поправки Джексона-Вэника – пережиток холодной войны, которая отрицала статус наибольшего благоприятствования для стран, ограничивающих эмиграцию. Россия разрешала свободную эмиграцию с начала 1990-х годов.
К моменту своего второго срока Путин явно чувствовал, что его принимают за дурака, но показывал, что наивно надеется на реальное партнерство с Соединенными Штатами. Это, несомненно, сделало его уязвимым для аргументов консервативных генералов, которые постоянно предостерегали не доверять американцам.
Заложник служб безопасности?
Когда Путин решил оставить КГБ в 1991 году, его друг Сергей Ролдугин напомнил ему одно высказывание: «Разведчики бывшими не бывают». У него не могло быть иллюзий на этот счет. КГБ был такой организацией, которая никогда ничего не забывала и не прощала. Тот, кто стал могущественным, узнав ее тайны, мог использовать эти знания только для того, чтобы навредить себе. Организации хотелось защитить саму себя.
Мы не знаем и, может быть, никогда не узнаем, какие взаимные обязательства связывали Путина с генералами на Лубянке. Учитывая, насколько сильно каждый мог навредить друг другу, кажется, можно справедливо предположить, что их отношения были сложными. В сентябре 2006 года, возрождая дело о коррупции, которое оставалось замороженым в течение многих лет, Путин отправил в отставку ряд высокопоставленных чиновников ФСБ. Но журналисты вскоре обнаружили, что некоторые из них продолжали работать на тех же самых местах. Никто не объяснит, как это могло произойти. Журналистка Юлия Латынина описала заседание в штаб-квартире ФСБ, во время которого молодой майор, спросил Путина, должен ли он и дальше подчиняться офицерам, которых Путин якобы уволил. Латынина пишет, что лицо Путина потемнело и он не ответил.
Боялся ли Путин затевать драку с Лубянкой? Некоторые, а в особенности диссидент-офицер ФСБ Александр Литвиненко, заявил, что службы безопасности взорвали жилые дома в 1999 году для того, чтобы свидетельствовать против Путина и приобрести рычаги воздействия на него. Если бы Путин провел расследование и разоблачил соучастие ФСБ, он мог бы сделать и ФСБ, и себя ненавистными стране. Если бы он не сделал этого, то навсегда остался бы уязвимым к утечке информации, раскрывающей, что все это им скрывалось. Он и ФСБ связаны друг с другом навеки.
Мнение о том, что Путин был в заложниках у близкого окружения ФСБ, звучало как-то неправдоподобно. Евгения Альбац, журналистка и эксперт КГБ и его преемников, основываясь на своих разговорах с членами комитета, почти не сомневалась, что Путин полностью контролировал и сохранил свободу маневра. По всем слухам, которые распространяли болтливые генералы по поводу конфликтов между группировками силовиков в 2007 году, почти никто не рассматривал Путина как менее могущественного командира. Сама по себе идея того, что оперативники, действуя централизованно или децентрализованно, добивались легкого прихода Путина к власти и взрывали жилые дома, не имеет особого смысла. Во-первых, в 1999 году члены КГБ все еще не доверяли ему. Примаков со своими давними связями во внешней разведке был, по крайней мере, таким же привлекательным для них кандидатом в президенты. Во-вторых, это могло привести к чудовищным последствиям: российская общественность могла бы легко обозлиться на тех, и в первую очередь на Путина, кто не смог защитить их. Доказательства, представленные сотрудниками Березовского, такими как Литвиненко, которые вряд ли были беспристрастными аналитиками, были в лучшем случае, наводящими, а в худшем – надуманными. Если все это неправда, то можно утверждать, что это, как сказал Путин, «аморально».
Разведчики бывшими не бывают.
И все же те, кто пытался проводить расследование по поводу взрывов жилых домов, один за другим умерли. Когда Дума отказалась проводить слушания, бывший диссидент и борец за права человека Сергей Ковалёв создал независимую комиссию для изучения доказательств. Одного из членов, депутата Госдумы Сергея Юшенкова, застрелили в апреле 2003 года. Другой, проводящий расследование журналист Юрий Щекочихин, умер спустя три месяца, по-видимому, отравившись редким ядом. Третий, известный журналист Отто Лацис, был жестоко избит на улице в ноябре 2003 года, но выжил; он умер после автомобильной аварии два года спустя. По состоянию дел на середину 2010 года Ковалёв, который публично выразил скептицизм по поводу той теории, что агенты ФСБ взрывали жилые дома, сам остался целым и невредимым. Александр Литвиненко, который продвигал эту теорию и предоставлял документы для комиссии, был отравлен полонием в Лондоне в 2006 году. Не существовало никаких четких доказательств связи любой из этих смертей с расследованием взрывов жилых домов, но картина была тревожной. Потом коммунистический спикер Госдумы Геннадий Селезнёв сделал странное заявление в ходе заседания 13 сентября 1999 года. После того как передали записку, Селезнёв сообщил депутатам, что только что был взорван жилой дом в городе Волгодонске. Информация была точной во всех деталях, кроме одной – взрыв произошел через три дня объявления Селезнёва
[46]
. Если это случилось лишь по той простой причине, что официальное расследование было беглым, то остаются еще вопросы.