История России. От Горбачева до Путина и Медведева - читать онлайн книгу. Автор: Дэниэл Тризман cтр.№ 128

Об опасности ошибочного восприятия, закрадывающегося в рассуждение о свободе прессы в России, свидетельствует тот печальный случай с Ильёй Зиминым, журналистом телеканала НТВ, которого нашли избитым до смерти в собственной квартире в феврале 2006 года. Генеральному директору ЮНЕСКО предложили выразить свою озабоченность относительно «сообщений о насилии против журналистов в России», добавив, что «нападения на журналистов… наносят ущерб обществу в целом». Организация Freedom House упомянула убийство Зимина в связи с проблемами свободы прессы в России при Путине. Позже выяснилось, что Зимин был убит в пьяной драке [190] гомофобом, возмущенным его любовными интригами. Единственное, что было ясно совершенно точно относительно этого трагического убийства, – оно не имеет ничего общего со свободой прессы [191] .

Россию часто обоснованно критикуют за неспособность успешно преследовать по закону и осуждать виновных в совершении нападений на журналистов. Информационно-пропагандистские группы очень редко обнародуют тот факт, что протокол преследований улучшился при правительстве Путина. В докладе Международной федерации журналистов (МФЖ) сказано: «Полная безнаказанность, которая преобладала до 1997 года, неуклонно отступает». Число судов над убийцами журналистов увеличилось с конца 1990-х годов. Своего рода контрольная точка была достигнута в 2007 году, когда в первый раз было проведено большее количество судов над обвиняемыми в убийствах журналистов (четыре), чем было убито журналистов (трое). Из 165 убийств журналистов в период между 1993 годом и 2009 годом (в том числе не связанных с работой журналиста) суды были проведены в 46 случаях, в результате чего в 37 случаях убийцы были признаны виновными по данным МФЖ. За последние шесть лет [192] президентства Ельцина было вынесено 11 приговоров; в последние шесть лет правления Путина – 20.

Другая проблема связана с лишением свободы журналистов, чтобы наказать или запугать их. В 2009 году, по данным Комитета по защите журналистов, в России посадили в тюрьму одного работника СМИ. Как радикальный сторонник чеченских боевиков, он был признан виновным в «разжигании национальной ненависти и публичных призывах к экстремистской деятельности». «Убивать, убивать, убивать! – написал он. – Залить кровью всю Россию, не давать ни малейшей пощады никому, постараться непременно устроить хотя бы один ядерный взрыв на территории РФ – вот какова должна быть программа радикального сопротивления».

Он восхвалял чеченских террористов за «взрыв этого глупого и бессмысленного российского населения». Мнения разделились: одни считали, что свобода прессы должна быть абсолютной, другие думали, что если наказали одного, с ненавистью выступившего против евреев, надо было наказывать тогда и того, кто с ненавистью высказывался против русских.

Неприятно говорить о числе погибших журналистов. Даже если погиб один журналист – это уже слишком много. Мужество и самоотверженность таких журналистов, как Анна Политковская и Юрий Щекочихин, вызывают восхищение. Но все это – преувеличения, даже если они возникают абсолютно искренне, что политически мотивированный взгляд не помогает делу свободы прессы в России. Они дискредитируют критику и усиливают цинизм в кругах российской элиты по поводу объективности и независимости западных неправительственных организаций. Даже некоторых российских доморощенных сторонников свободы прессы [193] смущает небрежное рвение их западных защитников. Лучший способ почтить журналистский вклад погибших – это, возможно, настаивать на точности и тщательной отчетности информации, даже если результаты не соответствуют преобладающей сюжетной линии.

Нефтекратия

Россия действительно кажется иной. В ее недрах – огромные запасы нефти и газа, золота и алмазов, никеля и железной руды. Многие ученые видят в таком природном изобилие, парадоксальное бремя. Правительству, которое может рассчитывать на доход от продажи полезных ископаемых, нет необходимости разрабатывать комплекс институтов по урегулированию конфликтов и политическому обмену, которые стали отличительной чертой современности. Вместо того чтобы торговаться с населением по поводу налогообложения, правители могут просто купить молчаливое согласие граждан или приобрести достаточно пулеметов и наемников, чтобы держать их в узде. Природные богатства, как говорят, вырабатывают несвободную политику.

Эта идея часто рассматривается как ключ к затруднительному положению России. «Будущее России, – пишет Мойзес Наим, главный редактор журнала „Внешняя политика“ и бывший министр торговли и промышленности Венесуэлы, – будет определяться во многом геологией ее недр, а не идеологией ее лидеров… Огромные запасы нефти в сочетании со слабыми государственными учреждениями порождают бедность, неравенство и коррупцию. А также это подрывает демократию». По словам обозревателя New York Times Тома Фридмана, пагубное влияние нефти возрастает по мере роста цен на нее. Чем выше цена на нефть, тем меньше свободы следует ожидать в России.

В главе 7 я отметил, что международное обоснование утверждения Фридмана очень слабое. Изучение мировых производителей нефти не выделяет четких признаков того, что цены на нефть в какой-то степени связаны с демократией. Высокие цены на нефть и авторитаризм гораздо чаще не совпадают, чем можно было ожидать. Нефтяные и газовые доходы могут быть связаны с политической свободой, по крайней мере в определенные периоды времени и в определенных местах (хотя и не до 1980-х годов, и не среди богатых стран, и не в Латинской Америке). Россия сейчас, возможно, менее демократичная, чем если бы у нее не было нефти или газа. Тем не менее влияние нефтяных доходов уменьшается. Учитывая российский уровень производства в начале 1980-х годов, изменения в ее нефтяных доходах с тех пор, вероятно, объясняют очень мало последствий в ее политических институтах.