* * *
В походы суздальские дружины водили два человека, которые пользовались исключительным доверием великого князя, — его младший брат Святослав и племянник Василько Константинович. Помимо того что оба они были хорошими воинами, было у них и еще кое-что общее оба они, как могли, украшали главные города своих земель — Святослав Юрьев-Польский, а Василько Ростов. В 1230–1234 гг. князь Святослав построил в столице своего княжества белокаменный Георгиевский собор, ставший последним каменным строением на Руси перед монгольским нашествием. Что же касается Ростовского княжества, то при князе Василько Константиновиче там было закончено строительство белокаменного Успенского собора, которое продолжалось целых 17 лет. Автор Лаврентьевской летописи очень ярко нарисовал образ этого легендарного князя: «Был же Василек лицом красив, очами светел и грозен, храбр безмерно на охоте, сердцем легок, с боярами ласков. Кто из бояр ему служил, и хлеб его ел, и пил из его чаши, и дары получал, тот из-за преданности Васильку никакому другому князю уже не мог служить. Крепко любил Василек слуг своих, мужество и ум в нем жили, правда и истина с ним ходили. Был он сведущ во всем и искусен, и княжил он мудро на отцовском и дедовском столе». Не менее лестный отзыв дает и В. Татищев: «Сей князь Василько был телом велик, лицом красив, очи светлые, храбр в воинстве и силен, весьма знающим был многие писания, рукоделия и хитрости, милостив ко всем и незлопамятен, виновных, наказуя словами, прощал». Что и говорить, характеристики очень достойные, и далеко не каждый князь подобных удостоился, к тому же в Ростове Василька действительно очень любили, и это особенно проявилось после его трагической гибели, когда скорбел весь город. Ростовская дружина была одной из лучших в Северо-Восточной Руси, недаром в ней служили такие прославленные воины, как Александр Попович.
* * *
О том, что монголы готовят вторжение на Русь, Георгий Всеволодович знал прекрасно — первоначально вопрос стоял лишь в том, куда они повернут своих коней. По логике вещей, главный их удар должен был быть направлен по Южной Руси — для этого не требовалось залезать в лесные дебри Руси Северо-Восточной, так бы и дошли по степям, а во-вторых, именно с южными князьями рубились на Калке тумены Джебе и Субудая. Но завоевание Волжской Булгарии меняло картину в корне, и теперь орда выходила прямо к границам Суздальских и Рязанских земель, на что местные князья обратили самое пристальное внимание. Еще в 1232 г. по сообщению В. Татищева, волжские булгары пытались заключить военный союз с Владимиро-Суздальской землей. «Болгары же прислали к великому князю Юрию объявить, что пришел народ неведомый и язык, коего прежде не слыхали, весьма сильный, и просили, чтоб послал к ним помощь, обещая все его убытки заплатить. Князь великий, собрав братьев и племянников, советовался. И слыша, что татар сила велика, а болгар обессилеть полезным полагая, отказали им в помощи». Таким образом, князь Георгий это решение принимал не один, и было оно взвешенным и обдуманным: одно дело — посылать войска на помощь своим соплеменникам, а другое дело — народу, с которым до недавнего времени ты находился в состоянии войны. Пример такого неудачного сотрудничества был у всех перед глазами — Калка, где половцы, призвавшие русских к себе на помощь, внесли свою лепту в их разгром. С другой стороны, посылать полки в чужие земли и оставлять в такое тревожное время без защиты свои тоже было опасно, и потому в итоге решили это сомнительное предложение не принимать.
Однако в 1236 г., когда Волжская Булгария была разгромлена монголами, и толпы беженцев хлынули в земли Владимиро-Суздальского княжества, князь Георгий беглецов принял, развел по городам, и при этом ему было абсолютно наплевать, будет Батый недоволен или нет. Властелин Северо-Восточной Руси чувствовал свою силу, и мнение очередного находника из Степи его абсолютно не интересовало. А дальше, под 1236 г.: у Татищева следует довольно интересное сообщение: «Тогда многие советовали ему, чтоб города крепить и со всеми князьями в согласие войти к сопротивлению на тот случай, ежели оные нечестивые татары придут на земли его, но он, надеясь на силу свою, как и прежде, оное презрел. О, зависть безумная, по Златоусту, ибо искал, когда татары других победят, великую власть получить, но за то от Бога сам наказан, ибо возгордившийся, по пророку, смирится». Трудно сказать, что имел в виду Василий Никитич, когда говорил, что князь отказался города крепить — каждый русский город того времени и так являлся крепостью, а усиливать незначительные города дополнительными укреплениями не имело смысла, и вряд ли бы это помогло. Гораздо примечательнее замечание историка о том, что надо было Георгию Всеволодовичу «со всеми князями в согласие войти к сопротивлению», но тут возникает вопрос — а с какими князьями? Если речь идет о князьях Владимиро-Суздальской земли, то он и так их держал на коротком поводке, и разногласий по поводу борьбы с общим врагом не предвиделось. В борьбе с Батыем он получил поголовную поддержку от всех своих родственников, которые в данный момент находились на территории княжества, — случай сам по себе довольно редкий для Руси. А вот если речь идет о создании коалиции с князьями Руси Южной и Юго-Западной, то в то время это было просто нереально — и расстояния были слишком велики, да и политические интересы этих регионов лежали в абсолютно разных плоскостях. Хотя, по большому счету, коалиция из рязанских и суздальских князей при определенном раскладе имела бы шансы остановить нашествие и без помощи каких-либо союзников.
* * *
В конце осени 1237 г. в Суздале князь Георгий встретился с венгерским монахом-доминиканцем Юлианом, который ходил на Восток в поисках прародины венгров. И именно у него мы находим известия о той тревоге, в которой жили русские земли накануне вторжения. «Многие передают за верное, и князь суздальский передал словесно через меня королю венгерскому, что татары днем и ночью совещаются, как бы прийти и захватить королевство венгров-христиан. Ибо у них, говорят, есть намерение идти на завоевание Рима и дальнейшего. Поэтому он (Батый) отправил послов к королю венгерскому. Проезжая через землю суздальскую, они были захвачены князем суздальским, а письмо он у них взял; самих послов даже я видел со спутниками, мне данными». Из текста видно, что Венгрия обозначена четко в качестве одного из приоритетов похода — но в этом случае путь монголов опять-таки лежит через Южную Русь, но никак не через Северо-Восточную. Это вносило еще большую нервозность и смуту в состояние умов, поскольку хотелось надеяться на лучшее, но факты свидетельствовали об обратном. «Они, как передавали нам словесно сами русские, венгры и булгары, бежавшие перед ними, ждут того, чтобы земля, реки и болота с наступлением зимы замерзли, после чего всему множеству монголов легко будет разграбить всю Русь, всю страну русских». Но вот тут-то и начинаются у русских князей и воевод сомнения, главным источником которых стал многовековой опыт борьбы Руси со степной угрозой. Знание того, что степняки не воюют зимой, накрепко засело в их головах и мешало здраво оценить обстановку. Конечно, можно было бросить клич и собрать все дружины и полки Суздальской земли в один кулак, но вот только если вторжения не последует, то что делать со всей этой огромной массой вооруженных людей, оторванных от своих домов? Содержание такой рати удовольствие очень дорогое, тут на одних поставках продовольствия разоришься, не говоря уже о том, где всех размещать и в какую сторону отправлять — направление главного удара монголов пока определено не было. Тот же Юлиан об этом свидетельствует: «Ныне же находясь на границах Руссии, мы близко узнали действительную правду о том, что все войско, идущее в страны Запада, разделено на четыре части. Одна часть у реки Этиль на границах Руси с восточного края подступила к Суздалю. Другая же часть в южном направлении уже нападала на границы Рязани, другого русского княжества. Третья часть остановилась против реки Дон, близ замка Воронеж, также княжества русских». Вроде все понятно и логично, только вот о том, где находится четвертая часть монгольского войска, ученый-монах почему-то не упоминает. Но через несколько абзацев Юлиан вновь возвращается к этой теме, и это еще больше запутывает ситуацию: «Другое же многочисленное войско послал он к морю на всех куманов, которые и бежали в венгерские края. Третье войско, как я сказал, осаждает всю Русь». Однако дело в том, что здесь автор описывает не действия и расположение орды Батыя, а действия Великого хана Угедея, который посылал войска не только на Запад. На мой взгляд, из всего изложенного выше можно сделать такой вывод — под третьим войском, которое «осаждает всю Русь», следует подразумевать только те воинские контингенты Батыя, которые Юлиан описал до этого. А вот «другое же многочисленное войско» это и есть та самая четвертая часть, о которой доминиканец не упомянул, и которая хоть и подчинялась Батыю, но во вторжении в Северо-Восточную Русь не участвовала. Цели у этих туменов были другие — вести войну с половцами, а заодно и приглядывать за Южной Русью, где находился князь Ярослав Всеволодович, брат князя Георгия. Если исходить из того, что в походе на север участвовало семь туменов — 70 000 воинов, то соответственно 50 000 должны были оставаться в половецких степях. Но можно высказать еще одно предположение — когда Юлиан писал, что «одна часть у реки Этиль на границах Руси с восточного края подступила к Суздалю», то он, очевидно, имел в виду отряд, который нападет на владения князя Георгия с востока. Только все дело в том, что с той стороны на Русь никто не нападал, наоборот, великий князь смело снимал войска с того направления и посылал их на южное, что вряд ли бы он делал, если бы видел там угрозу. Скорее всего отряд, который должен был ударить по Суздалю с востока, Батый просто убрал оттуда и перебросил на рязанское направление. Концентрация всех сил на направлении главного удара — вот основной принцип стратегии с древних времен, а говорить о том, что монголы его не знали, не представляется возможным. Распылять свои силы перед вторжением монгольские военачальники не стали, и именно их численный перевес в итоге стал тем решающим фактором, который обеспечил им победу.