Но эта атака была лишь началом, и тысячи воинов Палака и Тасия разбрелись по окрестностям, собирая солому, камыш, рубя попадавшиеся деревья, словом, собирая все, чем можно было бы завалить ров. Работа кипела всю ночь, а наутро скифы и роксоланы снова изготовились к бою — вперед выдвинулись лучники, за ними воины со связками камыша и бревнами, а дальше отряды пехоты, которым предстояло идти на штурм. Снова на защитников посыпались тысячи стрел, и масса воинов ринулась вперед — заваливать ров. Понтийские лучники, стоя на стене, посылали в ряды врагов стрелу за стрелой, горцы метали в скифов дротики и короткие копья, но ничто не могло остановить атакующих — постепенно ров заполнялся и вскоре был засыпан полностью. И сразу же лавина нападавших с боевым кличем хлынула вперед — взметнулись и зацепились за камни крюки на веревках, десятки лестниц были приставлены к стене и по ним стали стремительно карабкаться кочевники. Бой закипел сразу по всей линии обороны — тяжеловооруженные понтийцы, держа сариссы обеими руками, кололи лезших по лестницам скифов, сбрасывали их ударами коротких гоплитских копий, валили на головы тяжелые камни, которые заранее снесли на стены. Там, где нападавшим удавалось вскарабкаться на гребень, их рубили кривыми кописами, резали короткими мечами и сталкивали вниз. У понтийских ветеранов было перед скифами огромное преимущество — во-первых, они имели опыт подобных рукопашных схваток, а во-вторых, их надежно защищало тяжелое вооружение. И это не могло не сказаться на общем итоге боя — не выдержав бойни на стене, скифская пехота начала отступление, затем хлынула в ров и обратилась в бегство, оставив на стенах и у их подножия сотни погибших товарищей. Видя, что приступ не удался, царь Палак велел трубить отступление, и войска союзников стали покидать поле боя. А когда стемнело, чернота ночи озарилась громадным пожаром — бросая со стены в ров пылающие факелы и головни от костров, понтийцы подожгли дерево и солому, заставив врага весь следующий день провести на восстановительных работах. И теперь каждую ночь воины Митридата жгли все, что за день создавали скифы, — борьба за ров приняла затяжной характер, а накал борьбы нарастал с каждым днем. Пока еще волны завоевателей расшибались о стены Херсонеса и Ктенунта, но как долго херсонеситы и понтийцы продержаться, не мог предсказать никто — слишком грозную силу из приднепровских степей привел с собой скифский царь Палак.
* * *
Херсонес изнемогал под натиском степных полчищ, но сражался, хотя многие граждане понимали, что до весны вряд ли город сумеет продержаться. Приступ следовал за приступом, атака за атакой, ряды защитников редели, а измотанные яростной осадой херсонеситы продолжали с городских стен и башен отражать врага. Зимнее море штормило, свинцовые волны разбивались о прибрежные скалы, и Херсонес был изолирован от всего внешнего мира — с суши огромным вражеским войском, с моря — ветрами и бурями. И потому дозорные не поверили собственным глазам, когда увидели подходившие к гавани понтийские корабли. Это был Диофант — стратег, выполняя волю своего повелителя, снова погрузил войска на суда, а затем, невзирая на смертельную опасность, бури и ветры, пересек Понт Эвксинский и прибыл в осажденный город.
План полководца на этот раз был другой — он решил не действовать, как в прошлый раз, вдоль побережья, а вступив в город, продемонстрировать осаждавшим всю бессмысленность их попыток взять Херсонес. Он рассчитывал, что союзники снимут осаду и уйдут, а у него появится возможность маневра. Что, собственно, и произошло, ибо Палак и Тасий, видя прибывшие корабли и войска Митридата, прекрасно поняли, что Херсонес теперь для них недоступен, а потому свернули лагерь и ушли в сторону Неаполя. Диофант этим моментально воспользовался и, присоединив к своим войскам отряд херсонеситов, выступил в поход на скифские города, но все пошло не так, как запланировал понтийский военачальник.
Погода резко испортилась, ударили холода, с хмурого серого неба повалил снег, резкие порывы ветра швыряли в лицо мелкую ледяную крошку. Армия Диофанта с трудом пробиралась по голой степи, воины окоченевшими пальцами сжимали оружие, и конца этому походу не было видно. Пронизывающий ветер смолк так же внезапно, как и налетел, и лишь топот тысяч ног да лязг оружия теперь нарушали тишину в степи. Внезапно послышался далекий и грозный гул, который все приближался и становился громче и громче. Стратег сразу понял, что это такое, и велел пехоте строиться в квадрат, немногочисленную кавалерию поместить внутрь строя, а стрелков и мобильные войска рассредоточить вдоль шеренг. И едва успели закончить построение, как появились скифы и роксоланы — тысячи стрел обрушились на понтийские ряды, тысячи дротиков полетели в густые шеренги воинов Митридата. Вокруг понтийского каре закружился смертельный хоровод наездников, которые на полном скаку посылали стрелу за стрелой в укрывшихся за щитами воинов Диофанта, а сами все больше сужали круги. Упали на снег первые убитые и раненые, пехотинцы теснее сдвигали щиты, а понтийские лучники открыли ответную стрельбу. Метатели дротиков, набранные из горных племен, точными бросками сбивали с коней проносившихся мимо степняков, а пращники обрушивали на вражеских всадников град камней. Но бой складывался явно не в пользу понтийцев — убитых становилось все больше и больше, а количество раненых росло с катастрофической быстротой. Щиты тяжелых пехотинцев Понта были утыканы десятками стрел, они летели в лицо, падали сверху, и казалось, что спасения от них не будет. И самое главное, положение складывалось абсолютно безвыходное — Диофант осознавал, что оставаться на месте смерти подобно, но еще хуже будет продолжить наступление или же начать отход. Потому что если он дальше поведет свое войско в боевых порядках, построенное квадратом, то путь займет так много времени, что всех его солдат просто-напросто перестреляют вместе со стратегом. Если же понтийцы перестроятся и будут отступать в походном строю, то атака скифской и сарматской тяжелой кавалерии последует незамедлительно, и тогда итог боя предсказать будет нетрудно. Что бы сейчас Диофант ни предпринял, результат был бы один и тот же — поражение, и потому полководцу только и оставалось, что наблюдать, как его воины, один за другим падают на истоптанный и окровавленный снег. Царь Палак прихватил понтийского стратега, словно кота за хвост, и сколько бы тот ни крутился, пытаясь вырваться из смертельного кольца, все его попытки были обречены на неудачу.
Но счастье не покинуло Диофанта — стихший было ветер снова начал крепчать, задувать резкими порывами, и скифские стрелы стало сносить в сторону. Хоть искусные лучники и стали делать поправку на ветер, но стрелы уже летели не с прежней точностью, а поваливший снег и вовсе сделал стрельбу невозможной. Боевые рога скифов и роксолан ревели, трубя отход, и огромная масса всадников развернула коней и стала уходить с поля боя, быстро исчезая за снежной пеленой. Снег валил все гуще и гуще, порывы ветра сбивали с ног, и понтийский стратег решил воспользоваться неожиданным подарком судьбы — спешно покинуть поле сражения и со всей возможной скоростью двинуться назад к Херсонесу. Армия Митридата, пользуясь непогодой, изо всех сил спешила назад, и Диофант надеялся, что судьба будет к нему благосклонна, а снежная буря будет бушевать до тех пор, пока его израненные, измученные и обмороженные войска не укроются за стенами Херсонеса. Он прекрасно понимал, что находился на грани поражения и лишь чудо спасло его в этот раз от позора и смерти. Больше подобной ошибки не повторится, и когда еле стоящие на ногах понтийцы проходили в городские ворота Херсонеса, в голове стратега созрел уже новый план.