Россия и Южная Африка. Три века связей - читать онлайн книгу. Автор: Аполлон Давидсон, Ирина Филатова cтр.№ 32

Улицам русских городов давали названия в честь бурских героев или как-то связанные с бурами. В одну лишь харьковскую Городскую управу поступили предложения дать трем новым улицам названия: Трансваальская, Жуберовская и Крюгеровская [120].

Южноафриканские события отразились в театральных и цирковых репертуарах. С ними связали программу петербурского цирка, а постановка в Московском городском манеже в феврале 1900 г. называлась: «На высотах Драконовых скал, или Война буров с англичанами» [121].

Общим ажиотажем быстро воспользовались торговцы. Появились игрушки, карикатурно высмеивающие Джона Буля, и картинные изображения буров. Ресторанам, трактирам, закусочным давали бурские названия. В Петербурге возле Царскосельского вокзала появился трактир «Претория», в городе Козлове — трактир «Трансвааль». Названия привлекали публику.

Центром организации помощи бурским республикам стал Голландский комитет для оказания помощи раненым бурам. Он находился в Санкт-Петербурге, на Невском. Его председателем был пастор голландской общины Санкт-Петербурга Хендрик Гиллот. Комитет обращался к народу России с воззваниями. В первом, в октябре 1899 г., был призыв к сбору средств для раненых буров. Во втором, в ноябре, говорилось, что собрано 70 тыс. рублей и эти пожертвования направлены на организацию санитарного отряда на 40 коек, под названием «Русско-голландский походный лазарет». В третьем воззвании, в декабре, — что общая сумма пожертвований уже превзошла 100 тыс. рублей, госпиталь обеспечен средствами на шесть месяцев, считая проезд туда и обратно, и что врачи и сестры милосердия уже двинулись в путь. Голландские — из Амстердама, русские — из Санкт-Петербурга.

Для сбора дополнительных средств комитет обратился к виднейшим петербургским художникам, артистам, музыкантам, композиторам, писателям и общественным деятелям с просьбой прислать для публикации в альбоме свои портреты, фотографии, автографы, картины и рисунки. Так появился альбом «Санкт-Петербург — Трансвааль», прекрасно изданный, на меловой бумаге. В нем воспроизведены картины И.Е. Репина, Н.К. Рериха, К.Е. Маковского и других известнейших русских художников, портреты и фотографии артистов балета, оперы, драматических театров [122].

Сколько российских добровольцев сражалось на стороне буров? Известны только подсчеты, сделанные английскими и американскими военными корреспондентами. Эти подсчеты считались наиболее достоверными и приводились во многих изданиях: 225 добровольцев [123].

Конечно, это была лишь небольшая часть из тех, кто хотел поехать в Южную Африку. Уже в самые первые дни войны в редакции газет обращались «лично и письменно, многие лица с просьбою дать им указанье, как прикомандироваться к направляющимся в Трансвааль добровольческим отрядам» [124]. В приемной пастора Гиллота, до того тихой и спокойной, стали толпиться «люди из всех сословий, все рвутся к бурам» [125].

Но путь из России был намного дальше и дольше, чем из западноевропейских стран. Надо было из бескрайнего русского сухопутья добраться до Марселя или еще какого-нибудь порта Западной Европы, откуда плавали корабли на Юг Африки. Дорога стоила громадных денег, не говоря уже об экипировке. К тому же у русских было куда меньше опыта зарубежных путешествий, чем у европейцев — особенно по Африке.

Но даже о тех, кто смог добраться и принять участие в войне, о тех 225 добровольцах, — так ли много мы знаем о них? Основной источник сведений — отчет об англо-бурской войне, представленный военным атташе Василием Иосифовичем Гурко после его возвращения в Россию. Отчет подробный, объемистый — 340 страниц. Есть там и список русских добровольцев, но перечислены только 25 фамилий [126], в основном офицеры. Да и о них сведения весьма лаконичные. Только фамилии (имена не названы), воинские звания (зачастую неверные) и иногда наименования полков, в которых они служили в России. Военный атташе собирал сведения о новшествах военного искусства, применявшихся в англо-бурской войне и явно не считал своей задачей сбор данных о добровольцах.

Елизавета Фокскрофт, русская эмигрантка, преподававшая русский язык в Университете Южной Африки в 1960–1970-е годы, собирала сведения о волонтерах из России в Государственном архиве в Претории, но смогла назвать еще только 14 человек [127]: учет приезда добровольцев велся в бурских республиках только в первые месяцы войны. Так кто же были остальные 186?

Конечно, статистика в России никогда не была на высоте. Но не дать никаких сведений, даже фамилий подавляющего большинства добровольцев! И это при том всеобщем ажиотаже, который царил в России из-за этой войны. Поразительно! С тех пор найдено немало новых сведений [128], но больше всего опять о тех, кто уже назван у Гурко и Фокскрофт.

Почему трудно находить остальных? Дело в том, что понятие «русские» трактовалось по-разному. У английских и американских журналистов, которые подсчитывали численность волонтеров из каждой страны, был один подход. У официальных кругов России — другой. Журналисты, очевидно, считали русскими всех выходцев из России, в том числе и тех, кто осел в Южной Африке, или тех, кто приехал туда незадолго до войны. Так же подходили и английские власти. За помощь бурам они выселяли этих людей из Южной Африки на родину — в Россию. Подавляющее большинство этих иммигрантов были евреи. Более 3 тыс. русских евреев, которые сражались в бурских коммандос, были высланы в Россию за годы войны. Но русской бюрократии очень не хотелось считать их российскими подданными. Они не попадали ни в какие российские отчеты. А таких волонтеров было немало [129].

Не попали в российские отчеты и осевшие в Южной Африке русские и литовцы. Приехавший в начале 1900 г. доброволец Владимир Рубанов писал потом, что в «Русском отряде» «были еще русские крестьяне, которые задолго до войны поселились в Южной Африке» [130].

Другой российский доброволец вспоминал, что в «Русском отряде» было восемь иммигрантов из Литвы — все из-под Ковно (теперь — Каунас). Они эмигрировали в Южную Африку за два-три года до войны [131]. Они, как и русские мужики, остались безымянными. Никто не зафиксировал их имен.

Не попали в официальные отчеты и многие другие добровольцы. Военное министерство интересовали главным образом офицеры, из чего и исходил Гурко, составляя свой список. А остальные? Куда их приписать? Россия, как говорил Чехов, страна казенная. Большинство же добровольцев, очевидно, ни по какому государственному ведомству не числились. Они не укладывались в прокрустово ложе русской бюрократической статистики. Но и никакая другая страна тоже не считала их своими. Вот они и выпадали из всех перечней.

Не попал в официальные отчеты Иван Кириллович Заболотный — позднее депутат Первой Государственной думы. Не попал Николай Евграфович Попов, ставший потом летчиком [132].

Самые известные из добровольцев: Евгений Яковлевич Максимов (впоследствие бурский генерал) [133], грузинский князь Николай Багратиони-Мухранский, Александр Иванович и Федор Иванович Гучковы.

Медицинский отряд Российского Красного Креста работал в Южной Африке с января по август 1900 г. В его составе было 6 врачей, 4 фельдшера, 9 сестер милосердия, 20 санитаров и 2 «агента по административной и хозяйственной части». За шесть с половиной месяцев отряд оказал амбулаторную помощь 5716 больным и раненым, стационарную — 1090 [134]. Второй отряд — Русско-голландский госпиталь — тоже снаряжен целиком на деньги, собранные в России. В него входили четыре российских врача и четыре сестры милосердия. Он был в Южной Африке с февраля по май 1900 г. [135]