Глоток мрака - читать онлайн книгу. Автор: Лорел Гамильтон cтр.№ 18

В запахе роз и лесных трав ко мне пришло их название. Гончие Крови, вот кто они. Название бладхаундов тоже переводится как «гончие крови», но они получили свое имя не за кровожадность, а за то, что когда-то ими могли владеть только дворяне – люди благородной крови. А те псы, что мчались у нас по пятам, что вились вокруг лошадиных ног, имя получили совсем по другой причине. Они охотились только ради крови, добродушие бладхаундов и близко не было знакомо этой своре. Уверенность в этом наполнила меня свирепой радостью.

Следом за собаками и лошадьми в суете и мельтешении извивающихся тел и конечностей неслись другие существа – те, которые являются только в худших из кошмаров. Я вгляделась в толпу тварей, на которых прежде мне запрещали смотреть, чтобы один-единственный взгляд не лишил меня разума. Но те твари были черные и серые, а эти изливали жемчужное и бриллиантовое сияние – оно пылало в центре их стаи и летело следом. За нами несся светящийся шлейф, словно хвост кометы.

Я успела подумать: что будет, если мы попадем в объектив какого-нибудь телескопа? Какими мы покажемся человеческому глазу? Кометой, падающей звездой? Или астрономы не увидят ничего? Гламор не всегда действует как нужно на камеры и прочие технологические штучки. Я помолилась, чтобы мы не свели случайно с ума какого-нибудь бедолагу. Пусть спокойно смотрит в ночное небо. Пусть все, все живут спокойно и хорошо, кроме только одной особы. Я поняла вдруг, что только одного и хочу. Хочу, чтобы Кэйр смертью заплатила за смерть нашей с нею бабушки. То, что сделал со мной король, утратило значение. И вслед за этим я поняла, что стала истинной участницей охоты. Меня вела месть, которую я сама объявила. Мы загоним Кэйр и отомстим за убийство родича, а потом... потом будет видно.

Это туннельное зрение, эта узость мысли странно умиротворяли. Здесь не было места горю, или сомнениям, или другим интересам. И это успокаивало – на странный, социопатический манер. И даже это соображение меня не испугало. Мне доводилось слышать определение «орудие мести», но только сейчас я поняла, что оно значит.

Шолто протянул мне руку со своего скакуна, и я, помедлив, протянула руку ему, другой цепляясь за гриву своей лошади. Едва наши пальцы соприкоснулись, я немного пришла в себя. И поняла, в чем состоит истинная опасность для охотника – здесь рискуешь забыться. Можно забыть все, кроме праведной мести, и всю жизнь до конца вслушиваться в слова, что слетают с губ смертных – или бессмертных. Клятвопреступники, убийцы родичей, предатели... Как много тех, кого дулжно наказать! Такая жизнь куда проще, чем та, что я вела прежде. Вечно скакать, жить только разрушением, и не делать иного выбора. Всадников Дикой охоты часто считают пруклятыми, но мне теперь было ясно, что сами всадники, мчавшиеся в небе сотни лет назад, думали о себе по-другому. Они оставались с охотой, потому что так хотели, потому что мчаться в небе им нравилось больше, чем возвращаться домой.

Рука Шолто в моей руке напоминала, что у меня есть причины не дать охоте увлечь меня насовсем. Я впервые вспомнила о детях, которых я ношу, впервые с той минуты, как исчезли потолок и стены больничной палаты. Но мысль была отстраненной, она меня не напугала. Меня не пугало, что я могу погибнуть этой ночью и дети погибнут вместе со мной. Мне казалось, будто я неуязвима, и одновременно думалось – ничто, совершенно ничто не имеет значения по сравнению с местью.

Мерный бег лошадей то подымал, то опускал наши соединенные руки. Шолто сжимал мою ладонь. Он смотрел на меня горящими золотисто-желтым огнем глазами, но и тревога светилась в них. Он был царем слуа – последней Дикой охоты в стране фейри. Он и раньше бывал охотником; может, его охота не была такой волшебной, но все равно он познал сладость мщения. Он знал простоту, что несет охота, ее соблазнительный шепот.

Рука Шолто и его взгляд отдернули меня от пропасти. Его прикосновение дало мне остаться собой. И какой-то частью своего существа я об этом пожалела – потому что с вернувшейся памятью вернулось горе. Ба, Холод, отец, ранение Дойла... столько смертей, столько потерь, и сколько будет еще впереди! Вот в чем истинный ужас любви: можно любить всем сердцем, всей душой – и потерять и сердце, и душу.

Мы устремились к земле потоком света, отбрасывая тени на землю под собой, словно огромный магический самолет. Но мы не коснулись земли, как сделал бы самолет, мы понеслись над ней на бреющем полете. Над верхушками деревьев, над полями. Звери бросились врассыпную с нашего пути. Я почувствовала, как дрогнули гончие, захотев пуститься следом, но Шолто сказал всего одно слово, и они остались с нами. Не за кроликами мы гонимся нынче.

Сверкнул белый блик, и кто-то куда крупнее кролика метнулся через поле. Белый олень убегал от нас, как все звери. Я едва не позвала его по имени, но если бы он на мой зов даже не повернул величественной, украшенной короной рогов головы, мое сердце разбилось бы еще раз. А потом он пропал во тьме, потерянный для меня так же верно, как Ба.

Показались холмы-ситхены, и мы помчались к ним. Если снаружи и ждала стража, то никто не показался. Неужели нас не заметили? Или слишком испугались и решили не привлекать к себе внимания?

Перед нами возвышался холм Благих. Я успела задуматься, как мы попадем внутрь. Я забыла, что настоящая охота, ведомая праведной целью, не знает преград. Мы полетели к холму, и наши кони и собаки даже не замедлили бег. Они знали, что путь откроется, и он открылся. Я успела ощутить наложенные на дверь чары и поняла, что кто-то внутри запечатал вход сильнейшим из доступных заклятий. Может, там ждали нападения со стороны нашего двора? Боялись, что королева отомстит за изнасилование своей племянницы? Я подумала об этом отстраненно, словно не о себе. Я видела, как разрушились чары – тем уголком чуть позади глаз, где рождаются видения. Только что чары горели золотом, и вдруг опали, словно лепестки огромного цветка, открывая нам путь к сердцевине. Сверкающие двери растворились, брызнув теплым желтым светом, и наше белое свечение влилось в золотой блеск. Мы были внутри. 

Мы влетели в большой зал, где всего несколько часов назад толпились репортеры, фотографы и полицейские. Сейчас там занимались уборкой брауни, левитируя столы и стулья и закручивая смерчиками мелкий мусор. Уборщики уставились на нас большими глазами, и на миг сердце у меня так сжалось, что я не могла вздохнуть. Неужели они нападут на нас, так же, как Ба? Но ни один из них не поднял руки, не швырнул в нас даже пыльной тряпкой. А в следующий миг мы уже пролетели дальше, и казавшаяся слишком маленькой для наших лошадей дверь стала вдруг как раз достаточно широкой. Ситхен, волшебный холм, подстраивался к нам.

Но за дверью нас ждала мощная стена из шипастых роз. Шипы размером с кинжал были направлены на нас, а розы цвели, наполняя воздух пьянящим ароматом. Красивый оборонительный рубеж – такой типичный для Благих!

Я ждала, что нам придется остановиться, но правая стена с каменным скрежетом отъехала в сторону. Ситхен расширил проход – и не на дюйм-другой, а на длину лошади, и прекрасные и смертельные лозы рухнули вниз, как самые обычные плетистые розы, лишенные вдруг опоры. Вся тяжелая масса шипов упала на пол, и в звенящей тишине, последовавшей за скрежетом камня, я расслышала вопли охраны, погребенной под колючим одеялом.