Генеральская мафия – от Кутузова до Жукова - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Мухин cтр.№ 29

Обе Западные русские армии отводили в глубь России два равных по чину авторитета с диаметрально противоположным взглядом на то, как надо действовать: Барклай де Толли заманивал французов в глубь страны и уклонялся от так желаемого Наполеоном генерального сражения, а Багратион настаивал на том, чтобы такое сражение французам дать. Все 90 генералов армии и старшие офицеры волей-неволей разделились на два лагеря по этому вопросу. И это было принципиально.

Смотрите, предположим, сторонники Багратиона ввязывались в бой, рядом сторонник Барклая видел возможность, как помочь этот бой выиграть. Не будь разделения на сторонников отступления и боя, этот сторонник Барклая немедленно бы помог, но в данном случае, если он поможет и бой будет выигран, он со своим мнением, что нужно отступать, окажется трусом: почему же ты отступал раньше, если можно было победить? Люди таковы, что найдут способ не помочь, лишь бы их правота восторжествовала. Вражда авторитетов армии по взглядам на ход кампании, отсутствие единого взгляда на цель кампании лишали армию единства как такового.

Ермолов вспоминал о причине недостаточного успеха в бою под Гуттштадтом в 1807 г.: «Причиною, что диспозиция не выполнена, был генерал-майор Сакен. Он не пришёл в назначенное время, отговариваясь далеким обходом и будто бы ожидал повелений. Но общий был слух, что, имея неудовольствие на главнокомандующего, он нарочно сделал, чтобы лишить его успеха в предприятии. Многие чрезвычайно негодовали, что упущен благоприятнейший случай уничтожить целый неприятельский корпус». В разгар боя Сакен остановил свои колонны «на отдых», и только через два часа, узнав об этом, Беннигсен погнал Сакена вперёд, но было поздно — французы прорвались. То есть такие «подставы» в армии были не редкостью.

В 1812 г. одновременно и Багратиона, и Барклая менять не было необходимости, поскольку командование армии реорганизовалось — приезжали главнокомандующий Кутузов и назначенный к нему начальником штаба Беннигсен. Мог Кутузов примирить стороны и пресечь все распри? Мог! Мог даже не Кутузов, а просто любой генерал, даже в малых чинах и малоизвестный, назначенный на этот пост. Но этот генерал должен был обладать определенным свойством.

Это исключительная самоотверженность — отказ от всего личного (славы, денег, почёта) и полная самоотдача в служении цели, стоящей перед армией. (Цель армии на тот момент была в уничтожении наполеоновских захватчиков.) В своей самоотверженности обмануть подчинённых невозможно — никакая хитрость и никакая красивая болтовня не помогут, самоотверженным надо быть. И когда ты такой, то автоматически будешь делать то, что заставит любых подчинённых подчиниться тебе беспрекословно, безусловно и с радостью.

Во-первых, ты всегда будешь подчинённых выслушивать, как их предложения по твоему решению — по тому, что тебе делать, так и критику своего решения. Почему? Любое решение несёт в себе риск: на вид прекрасное может оказаться гибельным, на вид глупое может оказаться победным. Подчинённые понимают, что это твоя обязанность — взять риск за принятое решение на себя, но ты их выслушал, и хотя и принял не то решение, что они предлагали, но это твои права и, повторяю, твоя обязанность. А ты понимаешь их — они своими советами хотят, чтобы получилось как лучше, и с искренней благодарностью будешь эти советы принимать и обдумывать. И если предложение дельное, то легко откажешься от своего и примешь их решение. Но, повторю, принятие на себя риска за неудачный бой — это ОБЯЗАННОСТЬ полководца.

Вот посмотрите, сколько презрения к Кутузову в несколько витиеватых словах Беннигсена, сказанных на совете в Филях: «Если бы не подвергался сомнению предлагаемый суждению предмет, не было бы нужды сзывать совет, а еще менее надобно было бы его мнение». Думаю, это мало кто понимал и понимает до сих пор — Кутузов публично отказался от своей обязанности принимать риск своего полководческого решения на себя, публично переложил его на подчиненных. И этим в глазах настоящего полководца опустил себя «ниже плинтуса». Да, Кутузов имел право собрать этих генералов и задать тот вопрос, который задал, это было бы обычное и понятное Беннигсену совещание. Но закончить его Кутузов обязан был словами: «Я всех выслушал, и Я принимаю решение вот такое!» Не они голосованием, а он ОДИН, и не решение большинства, а то решение, которое ОН и только ОН, полководец, считает правильным! И вообще молчать об этом совещании!

Ведь, объявив о совете, Кутузов храбрейших генералов Барклая де Толли, Дохтурова, Уварова, Остермана и Раевского, неважно, из каких соображений, но высказавших своё мнение по его же просьбе, превратил в трусов, не желающих защищать Москву, и из-за которых он, Кутузов, великий полководец, вынужден Москву оставить.

И второе, что автоматически начал бы делать самоотверженный командующий, это всячески поднимать авторитет всех своих подчинённых. Человек, который имеет обязанность совершить дело с помощью организации и добросовестно старается эту обязанность исполнить, сразу начинает понимать, что исполняют его дело его непосредственные подчинённые, а хорошо они его могут исполнить только тогда, когда твоим непосредственным подчинённым безусловно верят их подчинённые. Самоотверженный начальник никогда не будет компрометировать своих непосредственных подчинённых (да и любых других). Даже если он их снимает с должности за неспособность исполнять обязанности. Он не будет участвовать ни в каких интригах, ни по подрыву чьего-либо авторитета, ни по утверждению собственного, у него не будет любимчиков, у него будет только один критерий оценки подчинённых — деловой.

Кутузов был прямой противоположностью того идеального начальника, которого я описал. Непомерное желание славы при осознании отсутствия прав на эту славу. Сознание того, что он не способен победить Наполеона, при непомерном желании быть главнокомандующим русских войск. И уверенность, что всего желаемого он может добиться своей хитростью, обманом.

Кутузову приписывают фразу, в подлинность которой можно поверить: «Я не о том думаю, как бы разбить Наполеона, а о том, как его обмануть». Сарказм истории в том, что как раз Наполеона ему ни разу не удалось обмануть, Кутузов обманывал только своих, обманывал всех — от Царя до своих подчиненных. Суворов, знавший Кутузова и видевший в нем человека очень хитрого, говорил: «Его и Рибас не обманет», — имея в виду испанца де Рибаса, бывшего во времена Суворова на русской службе и имевшего репутацию человека хитрого и изворотливого.

Кутузов ехал принимать армию не для победы над Наполеоном, а для победы над остальными полководцами армии в деле прославления себя, любимого. Естественно, что для этого ему надо было обзавестись преданными себе людьми и скомпрометировать остальных полководцев — Багратиона, Барклая де Толли и навязанного ему царем Беннигсена. Причем начал Кутузов этим заниматься еще на подъезде к армии.

Барклай де Толли, недовольный нераспорядительностью атамана Платова и квартирмейстера Толя, уволил их из армии и отправил в тыл. Кутузов по дороге из Москвы привез их обратно, вернув Платову его должность командующего казаками, а Толь быстро сделался его доверенным лицом и любимцем. Это был плевок в лицо Барклая де Толли. Причём Платов стал как бы человеком Кутузова, но, как только речь зашла о репутации самого Кутузова, он немедленно сдал «своего человека». Обозначая удар во фланг Наполеону в Бородинской битве, Кутузов, как вы помните, послал 1-й кавалерийский корпус Уварова и казаков Платова на готовых к отражению этого наскока французов. Заведомо бессмысленная операция закончилась потерями своих войск, брать на себя ответственность за этот глупый рейд Кутузов не собирался и свалил всё на кавалеристов. Но если он в своем рапорте царю Уварова хоть как-то защищает, то на Платова бессовестно валит всю вину за неудачу: «Говоря о 1-м кавалерийском корпусе, я имею долг присовокупить вашему императорскому величеству, что генерал-лейтенант Уваров по усердию своему к службе его величества, сколько ни желал в сражении 26 августа при Бородино что-либо важное предпринять с порученным ему корпусом, но не мог совершить того, как бы ему желалось, потому что казаки, кои вместе с кавалерийским корпусом должны были действовать и без коих не можно ему было приступить к делу, в сей день, так сказать, не действовали». В результате атаман Платов ни за Бородинскую битву, ни вообще за всю войну 1812 года не получил ни единой награды, а остальные четыре казачьих генерала не были награждены за Бородино.