Власть над властью - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Мухин cтр.№ 72

Русские поступали иначе. Крестьянская община, полу­чив выделенную ей землю (для всех), прежде всего, выби­рала удобное место для села или деревни. Каждой семье отводился участок под усадьбу. Участки нарезались рядом друг с другом, образуя улицу или улицы будущего села. Одновременно община учитывала, что семьи будут расти и делиться, в связи с чем оставляли резерв для будущего развития. Оставшаяся земля делилась на три части: луга, па­стбища и пахотная земля. Могла быть и четвертая часть — лес. Всей этой землей община пользовалась сообща.

На земле, выделенной под усадьбы, всем миром строи­лись дома для всех. Весь скот села единым стадом выпускал­ся на пастбища. С пахотной землей и лугами дело обстоя­ло сложнее. Пахотная земля, во-первых, делилась по каче­ству: пригорок или низина, в одной больше глины, в другой песка и т.д. В разных общинах землю подразделяли на раз­ное количество сортов, иногда до 15. Далее землю делили на участки — наделы, исходя из следующих соображений. Налогом (податью) среди крестьян облагались только лица мужского пола, но зато все: и стар, и млад. Перепись насе­ления производилась каждые семь лет. Зафиксированное в переписи число лиц мужского пола оставалось для налогов единым на весь этот период. То есть фактически податью облагались не отдельные люди, а вся община. Количество мужчин было просто численной оценкой налогоспособно­сти данной общины.

Если на момент переписи в общине было сто мальчи­ков, мужчин и стариков, а подать на одного составляла 12 рублей в год, то общую подать в сумме 1200 рублей нужно было платить в течение семи лет. Со сбором налогов внут­ри общины должен был разобраться сам мир.

В каждой общине это происходило по-разному, но прин­цип был один: мир не требовал от человека заплатить на­лог, если не предоставлял ему землю, чтобы этот налог за­работать. Чаще всего каждый сорт пахотной земли делился в соответствии с числом налогоплательщиков. Это был на­дел. Очевидно, что один надел мог состоять из полосок зем­ли разного сорта в количестве до 15. Кроме того, полоски располагались на трех полях: яровом, озимом и пару. (Над этим потешались мудраки сначала в Петербурге, а потом в Москве и Ленинграде, но надо понимать, что, прежде всего, неразумность такого деления понимали и сами кресть­яне, но справедливость была для них выше этой нецелесо­образности.)

Наделы распределялись между семьями, но не поров­ну, а по «силе» каждой семьи, то есть в зависимости от того, сколько она имела рабочих рук для обработки земли. Скажем, в семье было четыре лица мужского пола: отец и три малолетних сына. Формально она имела право на четы­ре надела или надел четырехкратной величины. Но общи­на могла выделить им всего лишь два, так как фактически в этой семье некому было обрабатывать землю, а, следова­тельно, была мала вероятность, что семья способна внести в общинную кассу свою часть податей. А другая семья, в ко­торой из мужчин только отец, но три взрослые незамужние дочери, могла получить не один, а три надела.

В промежутках от переписи до переписи состав семей мог меняться: мальчики взрослели, дочери выходили замуж, ста­рики умирали. Община ежегодно оперативно реагировала на эти изменения. У ослабевших семей наделы изымались и передавались тем семьям, которые входили в силу. Никаких условий получавшим землю не ставилось, разве что запла­тить предыдущему владельцу за улучшения, скажем, за но­вую изгородь. Свято исповедовался принцип: землей владе­ет только тот, кто ее обрабатывает.

В некоторых губерниях велся более точный учет силы семьи: мальчик в возрасте 10 лет получал право на 0,25 на­дела, 12 лет — 0,5 надела, 14 лет — 0,75 надела, мужчина с 20 до 55 лет мог получить до двух наделов, но с 55 лет — всего 0,5 надела, а после 60 лет крестьянин освобождался и от земли, и от подати. Очень редко, но бывало, что общи­ны делили землю по едокам, то есть пропорционально со­ставу семьи.

В других общинах для уменьшения числа полосок земли, приходящихся на один надел, тщательно определяли при­быль, которую может дать одному работнику земля того или иного качества. Пропорционально этой прибыли отмерялась длина шестов, которыми мерили землю разного сорта, то есть в одном наделе земля была похуже, но ее было больше, а в другом получше, но меньше. Кому какой надел отдать, решал жребий, вообще в России он применялся практиче­ски в любом случае, когда надо было что-то делить.

Многие русские исследователи, жившие на селе в про­шлом веке, предсказывали развитие общины в направлении коллективного хозяйства, но, конечно, не в такой бюрокра­тизированной форме, как колхозы в их окончательном виде. Действительно, во многих общинах выделялись специальные поля, которые обрабатывались всем миром. Собранный уро­жай иногда делился, но чаще шел на уплату налогов, в по­мощь немощным, в общем на социальные цели. Иногда для этого у помещика арендовалось поле или вся усадьба.

Разумеется, никто в общине не мог продать свой надел, правда, он мог сдать его в аренду. Но община могла про­дать часть земли, она же могла и купить ее, пополнив свой земельный запас.

Покос также нередко проводился коллективно, хотя в те годы и луга могли разделить на полоски, чтобы каждый сам себе косил. Но некоторые общины разбивались на артели и делили луга по числу артелей и людей в них. Затем артель дружно косила весь луг, ставила и равняла стога по числу людей, а затем по жребию делила готовое сено.

Община обеспечивала каждому члену право на труд без всяких «если». Хотел человек работать, — община предостав­ляла ему для этого равные со всеми условия. Община была и органом социального обеспечения. Обычно немощные ста­рики доживали свой век у детей, а дети-сироты взрослели у близких родственников. Но случалось, когда и старики, и дети оставались одни. Чаще всего в этом случае они «шли по миру», то есть жили в каждой семье общины по очере­ди определенное время, скажем, неделю, а одевались на об­щинные деньги. (Кстати, хотя это звучит цинично, но до отмены рекрутских наборов особую ценность для общины представляли мальчики-сироты, за их здоровьем, здоровь­ем будущих солдат, особенно следили.)

Но были и другие способы. Старики могли получать еду и корм для скота, собранные «по миру», а могли просто жить в своей избе, и члены общины регулярно носили им готовую пищу. И это не было подаянием: община обязана была содержать своих немощных членов, и тот, кто принимал по­мощь, не унижался, чтобы ее выпрашивать.

Община собирала больше денег, чем требовалось государ­ству. Эти деньги шли на те же цели, которые и сейчас пре­следует государство, увеличивая налоги. Община запасала хлеб, строила школы и нанимала учителей, а если была силь­на, то врачей или фельдшеров. Фактически крестьянин тра­тил на налоги больше, чем предусматривалось правительст­вом, но эту разницу устанавливал он сам и тратил ее тоже сам. Центральное правительство получало деньги за то, что могло сделать только оно. Остальное оставалось в общине и в руки бюрократии не попадало. Это важно отметить, чтобы понять конечные цели борьбы бюрократии с общиной.

Во всех русских общинах существовала система взаи­мопомощи. Особенность ее состояла в том, что каждый, к кому обращались за помощью, оказывал ее, но не от душев­ной щедрости, а потому что обязан был помочь. Эта помощь (по-старому помочь) делилась на три категории.