Власть над властью - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Мухин cтр.№ 62

Чтобы разгромить Мамая (да и кого угодно), мало было одной обороны, надо было атаковать. Но пехота не может напасть на кавалерию, а своей кавалерии было слишком мало, чтобы атаковать противника в лоб. Эффект от нее был бы возможен только в том случае, если бы атака была проведена внезапно — в спину. Поэтому Дмитрий сплани­ровал третье тактическое поражение своих войск. Левый фланг был самым слабым, здесь должны были прорвать­ся ордынцы и выйти в тыл русских. Но на левом фланге, в тылу он поставил лучшую свою кавалерию — засадный полк, с лучшим воеводой во главе. Расчет был таков: когда конница Мамая прорвет левый фланг, ей, чтобы атаковать с тыла центр и правый фланг русских, придется развернуться на 180 градусов и в этот момент она подставит свои спины находящейся в засаде кавалерии русских. Засадная кавале­рия ударит и будет гнать противника и рубить его, не да­вая ему развернуться и перестроиться.

Чрезвычайно сложный, громоздкий и поэтому очень уяз­вимый план не предусматривал непосредственного руково­дства Дмитрия по его осуществлению. И этому были при­чины.

Мы уже говорили, что, согласно установившимся на Западе и в России рыцарским традициям, рыцари служи­ли лично королю или князю. (И позднее, когда Россия была империей, дворяне и офицеры давали по традиции клятву в верности не ей, а императору.) Дмитрий понимал, что если его убьют, то князья и дружинники, освободившись от клят­вы в верности ему, Дмитрию, побегут с поля боя. Увидев это, побегут и крестьяне. Это был бы полный разгром.

И он ставит последнюю точку в подготовке к битве. Когда ордынцы уже появились на горизонте и стали строиться для атаки, он выехал из строя, снял с себя золоченый шлем, се­ребряные княжеские доспехи и одел их на Андрея Бренка — своего друга детства. Его друг, в доспехах великого князя, сел на коня и возглавил российские войска под княжеским знаменем. А Дмитрий в простых доспехах, стал в ряды вои­нов передового полка, которому, по его плану, было сужде­но погибнуть. Видевшие это военачальники и дружинники (а это видели все) были поставлены в сложное морально-правовое положение: если знамя князя упадет, и человек в серебряных доспехах будет убит, то покинуть поле боя, не потеряв чести, они не смогут: ведь это не Дмитрий убит, не его знамя упало. А судьбу князя в течение всего сраже­ния они не будут знать, только после боя выяснится, жив он или нет.

Началось сражение, и прошло оно (в силу случайности или в силу военного гения Дмитрия) точно по его плану. Ордынцы ударили по сторожевому и передовому полкам и легко их вырубили. С разгону конница врезалась в основ­ные русские войска и застряла в них. Общая битва перешла в индивидуальные бои, в которых ордынцы несли большой урон. На правом фланге литовские князья отбили удар и в боевой ярости сами напали на противника, ослабив этим ударом их давление на центр русского войска. Мамай не те­рял надежды на скорую победу, и ему казалось, что она уже очень близка. Его воины прорвались к всаднику в серебря­ных доспехах, и он пал под их ударами, упало красное знамя князя, но русские продолжали сражаться. Но, наконец, ле­вый фланг русских был уничтожен, кавалерия Мамая в по­следнем рывке бросилась в прорыв и развернулась в тылу русских для решающего удара. Но здесь, как и было заду­мано, еще раз сверкнул гений Дмитрия — по команде си­девшего весь бой в засаде боярина Волынского-Боброка от­борная русская кавалерия обрушила свой удар в спину вра­гу. Этого удара ордынцы не выдержали и побежали. Русские ринулись за ними и гнали их 20 километров. Разгром был полнейший, эта победа изумила мир.

Но пока это была только победа духа, так как человече­ские и материальные потери были огромны. Считается, что в живых осталось только 40 тысяч русских. Среди убитых долго искали Дмитрия, нашли его лежащим без сознания, Дмитрий с трудом пришел в себя, с трудом распознал, кто с ним говорит и о чем; его панцирь был весь избит, но он не получил ни одной смертельной раны.

Отметим следующее в описанном эпизоде. Во-первых, Дмитрий не был мудраком, он был способен принимать ре­шения, которые требовало Дело, а не те, которые были освя­щены официально признанной мудростью. Для этого руко­водителю требуется особое мужество, ведь в случае неудачи тебя все объявят дураком, бездарностью, человеком, из-за глупости или подлости которого погибли другие люди. Для этого нужна смелость, то есть способность принимать рис­кованные решения, а не слепо следовать «мудрости» совет­чиков, не отвечающих за результат Дела, рисковать, зная, что поступки потом будут жестоко раскритикованы мудраками. Если бы Дмитрий потерпел поражение, то мудраки бы го­ворили: не надо было и крестьян на бой выводить, и передовые линии на гибель выставлять, и кавалерию весь бой в тылу держать, и самому от руководства боем устраняться.

Во-вторых, Дмитрий имел мужество принести в жертву Делу жизни своих людей. Только болтуны, никогда не отве­чавшие за Дело, считают, что это просто, но в жизни, осо­бенно для верующего, это всегда огромная тяжесть, и необ­ходимо мужество, чтобы решиться на это.

И, наконец, Дмитрий доказал свою способность во имя Отечества, своего народа пойти на смерть без колебания, без шума, презирая почести, выделяя только одно свое пра­во — служение народу.

Надо сказать, что Россию было трудно удивить жертвен­ностью своих руководителей, более того, для нее это было естественно, так как народ рассматривал их как отца в семье, а для отца жертвенность во имя семьи естественна. Причем отца всего народа, а не собственно монархического семей­ства. Наоборот, очень часто члены семьи царя России ста­новились жертвой, положенной без больших колебаний на алтарь Отечества, во имя народа.

Вот яркий пример. Великий князь Иван III, даже готовясь к смерти, боясь Божьего наказания за грехи, боясь преис­подней, отказывается освободить из тюрьмы своего брата Андрея, хотя митрополит просит за него, уговаривает Ивана не брать на душу грех смерти в тюрьме родного брата. Иван боится этого, но не может освободить Андрея: «Жаль мне очень брата, и я не хочу погубить его... но освободить его не могу. Иначе, когда умру, будет искать великого княжения над внуком моим, и если сам не добудет, то смутит детей моих, и станут они воевать друг с другом, а татары будут русскую землю губить, жечь и пленить, и дань опять нало­жат, и кровь христианская опять будет литься, как прежде, и вы снова будете рабами татар».

Наши отечественные мудраки ищут сходства между рус­скими и европейцами. А между тем, судя хотя бы по приве­денному выше примеру, не лучше ли поискать сходства ме­жду русскими и японцами? Самурай превыше всего ставит исполнение своего долга. Он тоже боится греха и наказания в загробной жизни, и этот страх обязывает его исполнять долг. Но кодекс самурайской чести требует, чтобы он испол­нил свой долг даже в том случае, если для этого ему придет­ся сделать что-либо такое, за что он попадет в ад.

Начав формировать регулярную армию, Петр I, как и дру­гие государи, столкнулся с необходимостью призыва боль­шого количества молодых мужчин, не представляющих себя солдатами, то есть людьми робкими, не способными пода­вить в себе страх. Проходило время, и они, в конце концов, становились хорошими воинами, хотя на первых порах пу­гались неприятельского выстрела, поддавались панике и раз­бегались при натиске врага. Под Полтавой Петр I, боясь, как бы не повторился нарвский конфуз, ввел в боевое построе­ние войск отряды, которые в 1941 году стали называться заградительными. Сзади боевой линии своих войск он вы­строил линию солдат и казаков и объявил: «Я приказываю вам стрелять во всякого, кто бежать будет, и даже убить меня самого, если я буду столь малодушен, что стану рети­роваться от неприятеля».