Власть над властью - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Мухин cтр.№ 19

Так кто виноват в осуждении невиновных в 1937 году — НКВД или суды? Вы скажете: «А какая разница, кто вино­ват! НКВД, суды — все виноваты».

Разница есть. Мы писали, что наказание должно остано­вить преступление. У правосудия три вида преступления. Получение незаконных доказательств — преступление доз­навателей и следователей, это НКВД, это Берия. Возбуждение уголовного дела против заведомо невиновных — преступ­ление прокуроров. И, наконец, самое страшное преступле­ние — вынесение заведомо неправосудного приговора — преступление суда. Именно в результате вынесения заведомо неправосудного приговора и были казнены или посажены в лагеря невинные люди. А мы вину за это возлагаем на ра­ботников НКВД, на тех, кто к этому преступлению — убий­ству не имел отношения. Мы морально наказываем не за Дело, наказываем невиновных, и от такого наказания нет толку: истинные преступники продолжают и сегодня изде­ваться над невинными, и сегодня сажать их в лагеря и рас­стреливать. Мы, как идиоты, которые все помнят, но ниче­му не учатся.

Возьмем еще пример, но из времен «сталинского терро­ра»: дело о гибели Еврейского антифашистского комитета. Его подробно описал журналист А. Ваксберг, и вот что сле­дует из его описания.

В начале 50-х годов НКВД «обнаружил», что Еврейский антифашистский комитет превратился в «шпионский центр США». Пятнадцать человек из этого комитета «подтверди­ли» версию НКВД, сознавшись в том, что они американ­ские шпионы.

Сейчас принято говорить, что Сталин давал указание убить тех или других, но посмотрите, как разворачива­лось дело.

Когда 34 следователя под контролем пяти прокуроров со­брали доказательства шпионской деятельности, им по зако­ну необходимо было представить эти доказательства суду. Но они поступили иначе: передали их в Политбюро.

По идее, по закону, политбюро обязано было выгнать эн­каведешников и послать их со всеми их бумагами в трибу­нал, но ведь в то время и Политбюро было судом партий­ным. А КПСС гордилась тем, что ни один ее член перед су­дом не предстал,— до суда их всех исключали из партии.

Вообще-то весьма сомнительно, чтобы руководители лю­бой страны отказались рассмотреть до суда, в чем обви­няют крупнейших общественных деятелей государства. Было бы странно, если бы при существующих у нас понятиях об управлении руководители лично не занялись по­добным делом.

Мы опять видим, как руководители «приседают» на уро­вень своих далеких подчиненных, опять принимают за них решения. Но заметим здесь и рвение подчиненных, кото­рые, минуя потребителя Дела — суд, рвутся к самой высо­кой инстанции.

Итак, НКВД несет дело в Политбюро, и Политбюро его рассматривает и очень тщательно. По этому вопросу Политбюро заседает три раза. Можно сказать, что это глу­по, ведь Политбюро слышало только одну сторону — обви­нителей, а защитников, а самих подсудимых не было на этих заседаниях. Как это ни странно, они были! Председатель партийного контроля, член Политбюро Шкирятов выезжал в тюрьму и там лично, один на один допросил всех обви­няемых, и они... признались ему в шпионской деятельно­сти. Председатель трибунала Чепцов в своей объяснитель­ной записке маршалу Жукову писал: «Надо отметить, что Лозовский (руководитель шпионского центра. — Ю.М.) на допросах давал Шкирятову яркие показания о своей и дру­гих антисоветской деятельности».

Интересно, а вы, читатели, какое бы приняли решение, рассмотрев на месте Политбюро это дело о шпионаже — пре­ступлении, за которое по законам страны полагается смерт­ная казнь? И вы бы наверняка решили так, как Политбюро решило судьбу шпионов — судить и расстрелять.

Но что значит: «Политбюро решило»? В законах стра­ны о Политбюро нет ни слова, его решение для суда силы не имеет. Более того, как будет видно, это решение нико­му и не предъявлялось. Политбюро оставило суду возмож­ность поступить по совести, хотя для себя его члены поня­ли, что обвиняемые — мерзавцы, но суду они этого не гово­рили. По мнению Политбюро, суд должен был сам до этого дойти. Заслушать обвинителей, заслушать подсудимых и ре­шить. По совести.

Но не тут-то было. Председатель трибунала Чепцов уже на первых заседаниях начал сомневаться в вине подсудимых. (Суд шел больше двух месяцев.) Раз возникли сомнения, то в зависимости от их степени судья должен был либо оправ­дать подсудимых, либо вернуть дело следователям для поис­ка более серьезных доказательств и устранения противоре­чий. Но так поступил бы порядочный судья, делократ.

А бюрократ делает так. Председатель трибунала Чепцов начинает старательно выяснять, действительно ли у Сталина и Политбюро есть мнение расстрелять членов несчастного Еврейского комитета. Прямо спросить, как ему поступить с подсудимыми, он не может: он же судья и должен подчи­няться только закону и своей совести. Решение Политбюро ему не показывают. И он начинает ходить по начальни­кам, не имеющим отношения к суду, и излагать им свои сомнения в виновности подсудимых. Он ходит к минист­ру ГБ Игнатьеву, к его заместителям Рюмину и Гришаеву, к Шкирятову, к Маленкову. Убедившись, что действитель­но расстрел подсудимых не противоречит мнению началь­ников, он завершает процесс и вместе с другими судьями своим приговором дает команду расстрелять людей, кото­рых он считает невиновными.

Еще раз: он судья, ему никто и ничего в этом деле ни приказывать, ни указать не может, да никто и не приказы­вал. Ему было дано право решить все самостоятельно. Но он упорно игнорирует свою самостоятельность и стремится получить приказ от тех, кого считает начальниками. И после убийства невиновных он без малейшего сомнения оправ­дывается перед Жуковым: дескать, я же ходил по начальст­ву, предупреждал его! Мало того, что он сам оправдывает­ся, его и А. Ваксберг оправдывает, считает чуть ли не геро­ем: «Даже в тех немыслимых условиях была возможность сопротивления адской машине уничтожения». Но ведь это именно Чепцов и был адской машиной уничтожения! Ведь он дал команду расстрелять. Он, а не Сталин или Берия. Чему же он «сопротивлялся»?

Это алчное стремление бюрократа сделать не так, как тре­бует Дело, а только так, как желательно начальству, снима­ет с него ответственность за любые преступления не толь­ко в своих глазах, но и в глазах наших недалеких журнали­стов и писателей.

Посмотрите, что дальше пишет А. Ваксберг: «Насколько, наверное, тому же Чепцову было отрадней активнейшим об­разом участвовать потом в реабилитации жертв произвола и в суде над палачами».

Вот уж действительно «отрадно». Борьбу с культом лич­ности чепцовы начали с того, что по заданию Хрущева и Маленкова сфабриковали против Берии дело и уничтожи­ли его. Это Ваксберг называет судом над палачами. А потом чепцовы начали снова принимать в суд дела все тех же лю­дей, но теперь уже не для того, чтобы их расстрелять и этим выслужиться перед начальством, а для того, чтобы ранее убитых ими реабилитировать на радость начальству. Что касается лично Чепцова, то он в реабилитации собствен­но идо убитых жертв не участвовал — закон это не допус­кает. Зато «отрадно» было прокурорам — они участвовали! Подполковник юстиции военный прокурор Кожура в 1952 году своей подписью гарантировал, что следователи прове­ли следствие без всякого нарушения законности, и потре­бовал от трибунала, чтобы тот немедленно приговорил к расстрелу «космополитов безродных», а в 1955 году своей подписью подтвердил, что все «космополиты безродные» из Еврейского антифашистского комитета невиновны и потре­бовал от трибунала, чтобы их всех реабилитировали.