Великий Чингис-хан. "Кара Господня" или "человек тысячелетия"? - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Кычанов cтр.№ 58

Один готовился к войне, но плохо, второй пылал, как мы уже писали, праведным гневом. По рассказу Рашид-ад-дина, «дерзость» хорезмшаха произвела «такое действие на сердце Чингис-хана, что у него не осталось больше сил для стойкости и спокойствия. В этом пламени гнева он поднялся в одиночестве на вершину холма, набросил на шею пояс, обнажил голову и приник лицом к земле. Трое суток он молился и плакал… После этого он почувствовал в себе признаки знамения благовестил и бодрый и радостный спустился оттуда вниз, твердо решившись привести в порядок все необходимое для войны» [Рашид-ад-дин, т. I, кн. 2, с. 189]. Может быть, Чингис-хан действительно нуждался в «знамении благовестил» от Вечного синего Неба и получал его после долгих экстатических молитв?

В 1218 г., прежде чем выступить в поход против хорезмшаха, Чингис отправил Чжэбе для покорения Кучлука, правителя Семиречья и Кашгара. Как уже говорилось выше, в своих владениях Кучлук преследовал мусульман, и мусульманское население этих областей восприняло приход монголов как освобождение из-под власти найманского притеснителя. Еще на подступах к Кашгару, тогдашней ставке Кучлука, Чжэбе объявил, «чтобы каждый человек придерживался своей веры и хранил бы в религии путь своих предков» [там же, с. 183]. Мусульманское население восстало против Кучлука, мстя за недавние гонения. Потеряв опору, гонимый, Кучлук некоторое время спасался бегством от преследовавших его монголов, пока не был схвачен в пределах Бадахшана и не выдан монголам. Есть данные о том, что его пленил правитель Алмалыка [45] . С Бадахшана монголы «получили огромную военную добычу, состоящую из наличных денег и драгоценных камней» [там же, с. 183–184]. Весь бассейн Тарима и Семиречье до Таласа отошли к империи монголов. Завоевание государства Кучлука расширило владения Чингиса, оно явилось его первым шагом на пути, который, по его мысли, должен был привести его к владычеству над Востоком и Западом.

* * *

Итак, вопрос о войне был решен. Поход готовился.

Перед походом на Запад Чингис-хану, в зависимости от даты его рождения, было 64, 57 или 52 года. Он был не молод. Даже за пятьдесят по тем временам для правителя государства было немало. И встал вопрос о наследнике престола. Его подняла татарка, ханша Есуй Всякий родившийся не будет жить вечно. Ее резоном было то, что «многолюдное царство» Чингис-хана держится на его авторитете, его власти. Если он умрет, не рассыплется ли его царство, как горсть конопли, как стая птиц.

Чингис-хан задумался:

– А я-то забылся: будто бы мне не последовать вскоре за праотцами. А я-то заспался: будто бы никогда не похитит меня смерть. Итак, старший мой сын Чжочи, что скажешь ты? Отвечай! (по «Сокровенному сказанию», с. 182–183).

Но «не успел Чжочи открыть рот, как его предупредил Ча-адай: «Ты повелеваешь первому говорить Чжочию. Уж не хочешь ли ты этим сказать, что нарекаешь Чжочия? Как можем мы повиноваться этому наследнику меркитского плена?» При этих словах Чжочи вскочил и, взяв Чаадая за ворот, говорит: «Родитель государь пока еще не нарек тебя. Что же ты судишь меня? Какими заслугами ты отличаешься? Разве только одной лишь свирепостью ты превосходишь всех. Даю на отсечение свой большой палец, если только ты победишь меня даже в пустой стрельбе вверх. И не встать мне с места, если только ты повалишь меня, победив в борьбе. Но будет на то воля родителя и государя».

Братья уже приготовились к борьбе, но их растащили мать Борте и Мухали. Чингис молчал. Заговорил Коко-Цос, произнеся слова, которые уже десятки лет служат доказательством прогрессивного характера объединения Монголии Чингис-ханом. Коко-Цос сказал: «Звездное небо поворачивалось – была всенародная распря. В постель свою не ложились – все друг друга грабили». Он намекнул великому князю Чаадаю (Чага-таю), что нехорошо оскорблять мать, которая делила труды вместе с отцом, а отец «черной головы своей не щадил, черную кровь свою щедро лил, черным очам своим мигнуть не давал, сплюснутых ушей своих на подушку не клал – рукав клал вместо подушки, полу подстилал, слюной свою жажду утолял… со лба его пот лил до самых подошв».

Коко-Цос, между прочим, дал понять – раньше мы грабили друг друга, теперь станем грабить другие народы. И его поняли. Чжочи и Чаадай решили, что надо объявить наследником Огодая (Угэдэя), никому из них не будет пока обидно, а они оба будут «парой» служить Огодаю. Вот на это-то Чингис и ответил. «К чему же, – говорит Чингис-хан, – к чему же непременно парой? Мать-земля велика. Много на ней рек и вод. Скажите лучше, будем отдельно друг от друга править иноземными народами» [Сокровенное сказание, с. 183, 185, 186]. Монголия была мала, ее не хватало на всех. Новые улусы нужно было завоевать. Нареченный преемником, Огодай сказал, что он-то «постарается осилить» управление государством, а за своих потомков не ручается.

В 1219 г. Чингис-хан со всеми своими сыновьями и основными силами, составлявшими сто пятьдесят – двести тысяч человек, выступил в поход против «владыки Запада» – хо-резмшаха Мухаммеда. Лето 1219 г. Чингис-хан провел на берегах Иртыша, а осенью двинулся на Мавераннахр – древние культурные области в бассейне Амударьи и Сырдарьи. Он шел не один. Если ему не удалось принудить к походу на запад тангутов, то прочие его вассалы – уйгурский идикут Барчук, хан тюрок-карлуков Арслан-хан и Сукнак-тегин алма-лыкский, которому монголы передали управление владениями Кучлука, выступили вместе с ним.

Мы уже упоминали, что хорезмшах имел армию, возможно, по численности даже превосходящую армии Чингис-хана. Но его армия была не столь монолитной и послушной, как армия Чингис-хана, и он избрал не лучшую тактику ведения войны, рассредоточив силы по гарнизонам разных городов. Резиденция Мухаммеда была в городе Балхе, хотя ему предлагали уехать еще дальше от зоны вторжения монголов, в Ирак. Сын хорезмшаха Джелал-ад-дин считал меры, принятые отцом для обороны страны, неверными, а его намерение уйти в Ирак и вовсе недопустимым. Он говорил:

– Лучший выход для нас – это собрать, насколько это будет возможным, наши войска и выступить против них. Если султан на это не решится, пусть он один выполняет свое намерение идти в Ирак, а мне даст войска с тем, чтобы я пошел к границе государства и одержал победу и выполнил бы то, что осуществлю, и возможно, дабы перед очами творца и его творений мы были бы оправданы. Если задуманное пока не удастся, мы все же не станем мишенью для стрелы укора и люди не протянут языка злословия на наш счет и не скажут: до сего времени они взимали с нас налоги… а теперь в такое страшное время пренебрегают нами и бросают нас!

Мухаммед в Ирак не поехал, но и сыну своему войск для встречи армий Чингиса на границе не дал [Петрушевский, с. 108–109; Буниятов, с. 138].

Вступив в пределы государства хорезмшаха, Чингис разделил свои войска: первая группа войск под командованием Чагатая и Огодая была оставлена для осады Отрара, вторая – под командованием Чжочи выступила на Дженд и Янгикент и третья группа под командованием Упак-нойона и Сюкетю-черби наступала южнее Отрара на Ходжент и Бенакент (или Фенакент). Таким образом, три группы армий Чингис-хана наступали в центре на Отрар и на север (войска Чжочи) и к югу от него (войска Улак-нойона и Сюкетю-черби). Четвертая группа войск, которой командовал сам Чингис-хан, а также его полководцы Чжэбе и Субетай, двигалась на города Бухару и Самарканд. Захват этих городов считался в ходе кампании главной задачей.