Царь грозной Руси - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Шамбаров cтр.№ 100

Прежде чем рассматривать новую эпоху в жизни царя и России, нам с вами целесообразно еще раз разобрать, какими свидетельствами руководствоваться? Ранее уже упоминалось, что источники, рассказывающие об Иване Грозном, весьма отчетливо разделяются на две противоположных группы. Первая — описывающая повальные казни, ужасы, моря крови. Все авторы, сообщавшие такие сведения, хорошо известны. Об одном говорилось уже предостаточно — Курбский. Перечислим и других:

Таубе и Крузе — два ливонца, которые сперва изменили своей родине, служили шпионами у царя, потом стали шпионами у Сигизмунда. Шлихтинг — поляк, тоже дважды изменник. Попав в плен, стал служить русским, потом перекинулся обратно к королю и так же, как Таубе и Крузе, добросовестно отработал пропагандистский заказ. Штаден — немец, наемник, перешел к русским, был опричником, затем удрал на Запад и представил императору планы нападения на нашу страну. Впрочем, мемуары Штадена вообще сомнительны, они откуда-то всплыли лишь в XIX в. и могут быть подделкой. Еще один автор — итальянец Гваньини, сам он в России не был, служил у Сигизмуда комендантом Витебска, а информацию собирал, опять же, от перебежчиков. Не был в России и пастор Одерборн, он профессионально занимался пропагандой. Но уж он-то наворочал столько откровенной лжи, что большинство историков, независимо от их отношения к фигуре Ивана Грозного, признают работы пастора недостоверными и его «данными» не пользуются.

Источником, подтверждающим опричный террор, считается и так называемый «синодик опальных». Именно «так называемый» — потому что никакого документального «синодика» на самом деле не существовало и не существует. Просто С.Б. Веселовский обратил внимание, что в заупокойных поминовениях, которые царь подавал в монастыри, фигурируют имена казненных. Эту работу продолжил Р.Г. Скрынников, и в данном случае замечательного историка явно подвела предвзятая позиция по отношению к царю. По собственному признанию, он реконструировал «синодик», собирая по разным монастырям обрывки грамот XVII–XVIII вв, которые предположительно являются копиями синодиков Грозного.

Что ж, Иван Васильевич, даже и отправляя преступников на казнь, считал своим долгом поступать по-христиански, не держать на них ненависти и молиться об их душах. По понятиям и психологии XVI в. это было отнюдь не мелочью и не формальностью. Но он заказывал поминовение не только казненных, а и других наказанных, умерших в заключении, ссылке. Наконец, вспомните сами себя — неужели вы, подавая в храме записку об упокоении, перечисляете лишь тех людей, кого наказали или обидели? Скорее, тех, кто был вам близок. Точно так же и царь поминал людей, которых любил и почитал. В «реконструкции» все эти категории смешались, и сам «синодик», составленный из разрозненных клочков, никаким доказательством являться не может.

Существуют ли источники противоположного свойства? Да сколько угодно! Допустим, мы даже не будем брать в расчет официальные летописи, как пропагандистские и тенденциозные (хотя всех авторов, названных выше, можно квалифицировать сугубо как пропагандистских и тенденциозных). Но, например, Михалон Литвин, невзирая на то, что был патриотом своей родины и врагом России, очень высоко оценивал правление Грозного, ставил его в пример литовским властям. Писал: «Свободу защищает он не сукном мягким, не золотом блестящим, а железом, народ у него всегда при оружии, крепости снабжены постоянными гарнизонами, мира он не высматривает, силу отражает силою, воздержанности татар противопоставляет воздержанность своего народа, трезвости — трезвость, искусству — исскусство».

Англичане Ченслер, Адамс, посол Дженкинсон, неоднократно гостившие в нашей стране в 1550–1560-е гг., также отзывались об Иване Грозном восторженно, отмечали любовь подданных к нему. Венецианский посол Фоскарино писал о нем как о «несравненном государе», восхищался его «правосудием», «приветливостью, гуманностью, разнообразностью его познаний» и отводил ему «одно из первых мест среди властителей» своего времени. Добавим и отзывы итальянцев Тьяполо, Тедальди. А венецианский посол Липпомано посетил Москву в 1575 г., после опричнины. Но ни о каких «зверствах» он не упоминает, наоборот, высоко ставит справедливость царя, «праведный суд». Никаких ужасов не заметил и немец фон Бухау, бывавший в России в 1576 и 1578 гг., сообщал о ее хорошем устройстве и управлении.

Есть и иные свидетельства, косвенные. Дважды, в 1572 и 1574 гг. (после опричнины!) литовские паны и шляхта выдвигали кандидатуру Ивана IV на выборах короля. Жили рядом, хорошо знали, что делается в России. И сочинения Курбского, конечно, читали. Уж наверное, не пожелали бы себе на голову кровавого «тирана». Стало быть, представляли, где правда, а где пропагандистская брехня. И еще важное свидетельство. Во время одного из перемирий православный посол Гарабурда попросил у царя текст Библии. Дело в том, что рукописное Священное Писание в то время существовало в виде отдельных книг. И лишь в России Новгородский архиепископ Геннадий собрал их воедино, а при св. Макарии тексты были выверены, выправлены. Иван Грозный удовлетворил просьбу, Гарабурда увез великую ценность, и в 1580–1581 гг. в Остроге была издана первая печатная Библия на славянском языке. В предисловии отмечалось, что рукопись получена «от благочестива и в Православии изрядно сиятельна государя и великого князя Ивана Васильевича Московского».

Да одно лишь это свидетельство перечеркивает всю клевету! Издавал Библию князь Константин Острожский. Не подданный царя, льстить ему было незачем. Он был поборником Православия, но считал, что противостоять католицизму можно в рамках польских «свобод». Библия как раз и служила этой цели, а ссылка в предисловии должна была повысить авторитет издания. Кто стал бы читать священную книгу, если она открывается со лжи? То есть и Острожский, и потенциальные читатели прекрасно знали: это не ложь, а правда.

Но историки XIX в. приняли за «истину» первую, клеветническую группу источников, совершенно игнорируя вторую. А чтобы представить ужасы более впечатляющими, подтасовывали вместе людей, наказанных в разные годы за разные преступления. У Карамзина получились «первая эпоха казней», «вторая эпоха казней». Подхватили иностранные, советские авторы. Наложились манипуляции с «синодиком опальных». Добавилась и терминологическая путаница. Потому что в XVI в. слово «казнь» вовсе не обязательно подразумевало смерть. Оно означало любое наказание. Писали «казнити смертию», но в «Домострое» и прочих источниках выпороть ребенка или слугу тоже обозначалось словом «казнити» [29, 30].

А в результате получилась… самая настоящая неразбериха. Живые оказываются казненными, и иногда по несколько раз! Так, Костомаров вслед за Курбским описывает казнь Шишкина со всей семьей в 1561 г. А тот же Шишкин через два года после «смерти» служит воеводой в Стародубе [36]. К казненным причисляют Курлятевых, но все документы говорят только об их пострижении. Карамзин живописует, как царь в 1564 г. приходил в темницу к «истерзанному» Ивану Шереметеву, вымогал богатства. Но боярин успел все достояние раздать нищим, был отправлен в монастырь, где и кончил свои дни. На самом деле оказывается, что арестованный Шереметев очень быстро был освобожден по поручительству, продолжал заседать в Думе, командовать войсками (вот интересно, на что же он жил, если все нищим раздал?) Лишь на старости лет, в 1574 г., он ушел в монастырь, причем устраивал там буйные пиры, нарушая устав, и по этому поводу царю пришлось вести переписку с монастырским руководством.