История княжеской Руси. От Киева до Москвы - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Шамбаров cтр.№ 151

А не успели похоронить митрополита, как смерть шагнула во дворец великого князя. Его планы, надежды, семейные радости перечеркнулись одним махом. Почти одновременно скончались оба сына, двухлетний Иван и недавно родившийся Семен. Был бездетным, и снова стал бездетным. Горе сломило и подавило Семена Ивановича. Но… он все еще не сдавался! Он боролся до конца и даже снова не побоялся нарушить церковный запрет. Шел Великий пост, но государь не посчитался с ним. С еще не оправившейся от родов Марией он попытался зачать нового наследника. Уж конечно, это не было плотской забавой. Это была именно борьба — за жизнь, за продолжение рода, династии. Муж и жена, только что лишившиеся детей, истерзанные рыданиями, измаявшиеся в молитвах и покаянных поклонах, трепетно обнимали друг друга, силясь породить в вакханалии смерти новую жизнь…

Но чума уязвила и Семена. Скомкала его, швырнула на смертное ложе. Как и у других зараженных, болезнь протекала быстро. В окружении бояр, духовенства, братьев, полузадушенный хворью Семен только и успел продиктовать завещание. Все свои наследственные и купленные волости, села, города, великий князь оставлял жене и… несуществующему сыну, если его все же удалось зачать [173] . Эту волю записали в духовную грамоту, хотя и понимали, что она, очевидно, несбыточна. Семен лихорадочно убеждал братьев оберегать свою супругу, дружить между собой. Убеждал, не зная, что младший из них, Андрей, тоже обречен, и вскоре отправится вслед за ним, из трех детей Калиты чума пощадит лишь среднего, Ивана.

Ну а завершил Семен Иванович великокняжеское завещание совершенно необычными словами. Он прошептал обметанными в горячке губами:

«А записывается вам слово сие для того, чтобы не престала память родителей наших и свеча бы не угасла».

Откуда, из каких неземных высот пришло к нему это озарение? Какую свечу он имел в виду? Династию московских князей? Идею возрождения русской государственности? Но и ведь о Самой Божьей Матери поется в Акафисте:

«Светоприемную свещу, сущим во тьме явльшуюся, зрим Святую Деву…»

Русь лежала вокруг неприютная, холодная. Ее продували апрельские, пронизывающие до костей ветры, ее заливали моря половодья и грязь весенней распутицы. В вымерших деревнях пировало расплодившееся воронье и жирные крысы. Над обезлюженными скорбными городами взахлеб переливался многоголосый плач, в церквях еле-еле, охрипшими и уставшими глотками тянули заупокойные песнопения. Все, чего людям удавалось достичь непомерными трудами, сберегать и создавать от поколения к поколению, тоже растекалось грязью, забрасывалось и разваливалось с осиротевшими домами, рассыпалось в прах, уходило вместе с оборванными жизнями в россыпь бесчисленных могил…

Узнав о трагедии в Москве, поднимали головы суздальские, рязанские князья, новгородские воротилы — не пришла ли им пора урвать свое? По раскисшим дорогам, как и раньше, тянулись в Орду обозы с данью, покорные вереницы невольников. Ханские чиновники кривились и ругались, почему в этот раз привезли так мало? Недовольно выслушивали сбивчивый лепет бояр про мор, про общее оскудение, и требовали взяток, чтобы подождать с выплатами. Татарские воины у степных костров неторопливо обсуждали, когда их пошлют за недоимками? Когда на Руси снова начнутся свары, и ордынцев позовут туда? Сколько там осталось людей, годных для продажи? А в сумраке литовских лесов, в неприступном замке Вильно, размышлял о своем суровый Ольгерд. На Руси бедствие, власть надломилась, не настало ли подходящее время?… И вдруг среди всех этих бурь, кошмаров, среди клубящихся туч, грозящих стереть с лица земли целые страны — свеча. Всего лишь свеча, хрупкая, едва теплящаяся…

Но в переходах великокняжеского дворца уже топотал ножками двухлетний ребенок, не понимающий, что же такое неладное творится со взрослыми? Почему одних куда-то уносят, другие плачут? Этого несмышленыша, сынишку Семенова брата Ивана, звали Дмитрием. А назовут Дмитрием Донским. Жена другого брата государя, Андрея, ходила непраздной, бережно вынашивала еще одного героя — будущего Владимира Храброго. В московских храмах, сменив Феогноста, неустанно служил святой чудотворец Алексий. А в глухих лесах в урочище Маковец уже срубил келью и возносил молитвы к Господу святой преподобный Сергий Радонежский. Наслышав о подвижнике, к нему тянулись монахи, миряне… И по всей стране, невзирая ни на какие катастрофы, продолжали рождаться дети. Новые князья, воины, землепашцы, священники.

Над Русью занимался рассвет. Она еще не знала об этом. Ведь ночная пора перед рассветом бывает особенно темной и пугающей. Но в непроглядном мраке горели свечи. Горели в храмах, в монастырях, в домах русских людей. Свечи перед ликами Спасителя, Пресвятой Богородицы. А главная задача, высшая миссия Руси на этой земле заключалась именно в том, чтобы они не угасли. Чтобы не угасла хотя бы одна, даже самая последняя свеча. Потому что от одной свечи зажигают вторую. От второй третью, четвертую. И возгорается праздничное множество света, как бывает на Пасху, когда православные христиане воодушевленно передают друг другу огонь и с радостными улыбками поздравляют всех ближних:

«Христос Воскресе!»

17 августа 2010 г. от Рождества Христова

п. Монино