Но… роли в русской драме будто переменились. Василий Темный прозрел для дальнейших преобразований государства, а в Галиче сидел слепец. Он уже не видел действительности. Не видел собственной вины, а только копил обиды на других. Его обидел Василий II – отплатил за то, что сохранили жизнь! Обидел Борис Тверской, помог врагу. Обидел народ, передался к победителю. Обидел митрополит… Послание Ионы Шемяка воспринял как новое оскорбление. А угрозами отлучения не впечатлился. Ведь собор и избрание митрополита можно было при желании объявить незаконными. Значит, и отлучение будет незаконным.
В замкнутом мирке Галича, задурманив голову хмельными медами, князь строил несбыточные планы, в ослеплении принимал за реальность свои же химеры. Узнал, что у немцев и шведов провалился крестовый поход на Новгород. Стало быть, для «золотых поясов» отпала надобность в дружбе с великим князем. А особенно раззадорило мятежника бряцание оружием в Литве и Польше. Борис Тверской весьма самонадеянно выпросил у Василия II Ржев. Московские государи постоянно спорили за этот город с соседями, а теперь король Казимир рассудил, что у тверичей руки послабее.
Его воеводы внезапным ударом захватили Ржев. Вот тут и разыгралось воображение у Шемяки: Василий Темный вступится за союзника, сцепится с литовцами и поляками – самое время заварить кашу. Снесся с Иваном Можайским, тот не заставил себя упрашивать, примчался в Галич. Наметили первым делом овладеть Костромой, а оттуда можно будет бросить клич волжской вольнице, вятчанам, новгородцам, позвать хана Мамутека. Глядишь, и литовцы сообразят, перейдут в наступление…
В чем-в чем, а в разбойничьей войне по лесам Шемяка был мастером. Галичские и можайские дружины выступили скрытно, выскочили к Костроме. Но… замыслы сразу же провалились. Василий Темный отлично изучил повадки двоюродного брата. За ним тайно присматривали, его планы были известны в Москве. Государь заранее отправил в Кострому «многих детей боярских» и собственный двор под началом лучших командиров, Ивана Стриги Оболенского и Федора Басенка. А вот Шемяка с Можайским действовали вслепую. Не подозревали, что их ждут, сунулись с разгона и были побиты. Ошалело считали потери и услышали, что к Костроме уже идет сам Василий П. В поход он взял и митрополита, епископов, священников. Меч и крест соединились для наказания клятвопреступника.
Шемяка сообразил, что если армия великого князя и гарнизон крепости зажмут его с двух сторон – конец. Метнулся навстречу Темному, занял позицию у села Рудина под Ярославлем. Но государь, по своему обыкновению, предпочитал не губить воинов. Попросил Михаила Верейского связаться с его братом, Иваном Можайским, и посулил – если отстанет от Шемяки, его простят и прибавят к уделу Бежецк. Продажный Иван ни секунды не раздумывал, перекинулся на сторону Василия П. Галичский князь скис. Только сейчас он вспомнил об Ионе, взмолился перед митрополитом о посредничестве. Войско Темного готово было смять неприятеля, но он все-таки удержался, приказа атаковать не отдал. Опять продемонстрировал, что готов миловать врагов. Шемяку отпустили с миром, он повторил клятвы и обещания. Но и великий князь со святителем кое-что пообещали упрямцу. Пообещали, что не намерены терпеть подобные выходки до бесконечности, и отпускают его в последний раз.
40. Шемякины суды
Лето 1449 г. в кои веки выпало спокойным. Шемяку усмирили. Казимир не собирался затевать большую войну, ограничился Ржевом. А с Сараем великий князь был в мире, числился в подданстве Сеид-Ахмеда. Бояре отправили семьи в свои вотчины, многие и сами разъехались. Но… обстановка в степях изменилась. Новое Крымское ханство не пропускало сарайских татар к литовским владениям. Зароптали мурзы и воины, они оставались без добычи. Зароптали работорговцы, у них начались перебои с товаром. А тут уж озаботился Сеид-Ахмед. Недовольные воины могли уйти к соперникам, разочаровывать купцов было еще опаснее. Хан махнул рукой на московское подданство. Что поделать, если пленных можно взять только на Руси? А великий князь стерпит, больше будет бояться.
Нападение стало для русских совершенно внезапным, даже не успели оповестить население. Крестьяне трудились на полях, бояре и их жены млели на солнышке, лакомились свежими ягодами, грибочками, по вечерам слушали напевы дворовых девушек. И вдруг в тихие деревни, в уютные имения врывались дико орущие всадники, дома охватывало пламя, свистели сабли, подсекая мужей, а боярыням и их певучим девушкам крутили руки, гортанно помыкали, требуя идти за грабителями. Татары пронеслись ураганом до р. Пахры. К счастью, возле Звенигорода находился служилый царевич Касим со своим отрядом. Бросился наперехват, «и с коими стретился, тех бил и полон отъимал». Сарайским ордынцам это пришлось не по нутру, они не разобрались, какие силы атакуют их и «бежаша назад».
Но вскоре выяснилось, что и Шемяку безнаказанность только избаловала. Князь внушил себе – Василий уклоняется от сражений, потому что трусит. Зачем же соблюдать какие-то клятвы? Московские агенты из Галича доносили: не прекращаются пересылки с Вяткой, казанским Мамутеком, Новгородом. Однако Василию II подобная свистопляска надоела. Он честно предупреждал Шемяку, что прощает в последний раз. Не внял – сам виноват.
Государь надеялся обойтись без серьезных боев. Наметил такую же операцию, какие любил сам Шемяка. Выслал корпус кавалерии, чтобы стремительным рейдом проскользнул к Галичу и захватил врасплох. Командование поручил своему шурину Василию Боровскому. Но он оказался никудышным начальником. Скрытность не соблюдал, скоростью себя и подчиненных не утруждал. Ехали ни шатко ни валко, а в Галиче прослышали, изготовились к обороне. Князь узнал, что его ждут, и на приступ не отважился, вступил в бесполезные переговоры. Выслушал лапшу, которую ему вешали на уши, возможно, и подношения принял. Повернул обратно.
Василий II не стал наказывать нерадивого родственника. Но выводы из случившегося сделал: теперь Шемяку с налета уже не возьмешь, приходилось воевать всерьез. Поход возглавил сам государь. По его призыву стекались конные дружины, пешие ополчения. Формировали большие обозы с запасами. По зимнему пути рать зашагала на неприятеля. Шемяке донесли, что на него движется большая армия. Он засуетился, задергался. Вспомнил, как поступал его отец, отвлекая противников от Галича. С отрядом лучших бойцов снялся с места, поскакал к Вологде. Но забеспокоился, что без него Галич не продержится, и он лишится родового города. С полдороги возвратился.
А государь возложил непосредственное командование войсками на героя сражений с татарами Василия Оболенского. Полки перешли Волгу, углубились в заваленные снегом леса, вытянулись по руслам замерзших рек. Шли осторожно, высылали разведку, остерегаясь засады. Но Шемяка выбрал другую тактику. Он не стал распылять силы, стягивал их воедино. Обороняться в крепости князь тоже опасался. Понимал, если окружат, то не выпустят. Заставят сдаться не штурмом, так измором. Он намеревался дать битву рядом с Галичем. Позиция была великолепной. Город стоял на горе, с одной стороны был обрыв к озеру, с двух отвесные овраги. Наступать можно было по единственному пологому склону.
Его укрепили рвами и валами. На стены вытащили пушки, увезенные из Москвы, они должны были прикрывать галичан огнем. Шемяка рассчитывал – пока ратники великого князя дойдут до Галича, они устанут, замерзнут, часть из них отстанет. Тут-то на них ударит свежее войско. Вооружил и поставил в строй всех, кого смог. Пугал подданных, что москвичи их истребят, обратят в рабство. А одновременно воодушевлял – если они разгромят государеву армию, защищать Москву будет некому, останется лишь пойти и занять ее, Шемяка станет великим князем, вознаградит соратников…