Во Франции была очень сильной и многочисленной социалистическая партия. А в 1920 г. она разделилась. Три четверти социалистов переметнулись в коммунистическую партию. Только талантами и стараниями лидера оставшихся социалистов Леона Блюма удалось восстановить ядро партии, удержать под своим влиянием ведущие профсоюзы, «Всеобщую конфедерацию труда». Но и коммунисты стали весомой силой, создали собственную профсоюзную организацию,
«Унитарную всеобщую конфедерацию труда». Забастовки и демонстрации, то коммунистические, то социалистические, были совсем не редкими.
Однако во Франции существовало специфическое явление, долгое время мешавшее «моде» на фашизм. Бонапартизм. Движение, культивировавшее идеалы империи Наполеона I, а потом Наполеона III. Кстати, многие западные исследователи приходят к справедливому выводу – между бонапартизмом и фашизмом было много общего. Культ и неограниченная диктатура вождя, демагогия, попытки проводить социальные реформы и опираться на широкие массы народа, агрессивность, проекты строительства великих империй военным путем. К этим сопоставлениям можно добавить еще одно. За Наполеоном и его военными планами стояли крупнейшие для той эпохи банкиры – семейство Ротшильдов. Но и фашистские режимы Муссолини и Гитлера подпитывались (и регулировались) кругами мировой финансовой «закулисы».
Имелись, конечно, серьезные различия – Наполеоны откровенно провозглашали себя императорами, не нуждались в поддержке государства каркасами партийных структур. Но после сокрушительного разгрома во франко-прусской войне, отречения и бегства Наполеона III среди французов жила ностальгия по прошлому. При неурядицах и кризисах вспоминали – все-таки при империи было лучше! Ярче, престижнее! Возникали бонапартистские организации, самой крупной из них являлась «Аксьон Франсез» («Французское действие»). У нее существовали отряды для мордобоя с оппонентами, «Королевские молодчики» («Камелоте дю Руа»).
«Аксьон Франсез» выступала против парламентаризма, выдвигала лозунги величия и возрождения нации. Особенно энергично она проявила себя перед Первой мировой. Возбуждала народ призывами к реваншу, требованиями расквитаться с немцами, вернуть Эльзас и Лотарингию. Страшно враждовала на этой почве с социалистами, занимавшими позиции пацифизма. В ходе войны все подобные задачи вроде бы были выполнены. Германии отомстили, отнятые области вернули. Активность «Аксьон Франсез» в значительной мере поубавилась.
Но на пример Муссолини французы оглядываться не спешили. Они слишком задрали носы. Они были победителями, пытались руководить всей Европой – с какой стати подражать итальянцам? Но по разным странам прокатились попытки революционных восстаний, а в самой Франции на выборах 1924 г. победили левые, к власти пришел кабинет Эррио. В таких условиях консервативный депутат парламента и крупный промышленник Пьер Тетенже начал формировать собственную организацию, близкую к фашистской, «Молодые патриоты». Она проповедовала необходимость усилить государство, запретить социалистические движения, выставляла отряды для охраны предвыборных митингов и для потасовок.
А в 1925 г. из «Аксьон Франсез» вышел один из активистов, Жорж Валуа, и основал боевой союз «Фасции» – он даже в названии напрямую копировал итальянцев. Валуа создал собственную теорию, что под знаменами «национального социализма» должны соединиться «фронтовики и производители». Одни устанавливают и поддерживают порядок, другие организуют производство – но должны нацеливаться на общенациональные интересы. Это позволит прекратить классовую борьбу, противостоять коммунизму. «Фасции», как и фашисты Муссолини, должны были стать одновременно политической партией и организацией боевиков.
Но драться им пришлось на два фронта. С одной стороны, с коммунистическими и анархическими смутьянами. С другой – с «Королевскими молодчиками»: они считали сторонников Валуа раскольниками, задирали при любом удобном случае. А на следующих выборах победили правые партии «Национального Блока», правительство возглавил ярый враг революционеров Пуанкаре. Однако в «Фасциях» и прочих боевых организациях он совершенно не нуждался. Использовать их не считал нужным. Порыв патриотов оказался невостребованным, начал угасать.
Однако и «Аксьон Франсез» постепенно угасала. Что ни говори, а бонапартизм становился анахронизмом. Чем дальше, тем несуразнее было мечтать о монархии. Наложился вдруг и конфликт с Ватиканом. Дело в том, что «Аксьон Франсез» включил в свои программы пункт о «галликанской церкви». То есть о независимости французской церкви от папы, как было в империи Наполеона I. До поры до времени в Риме смотрели на это сквозь пальцы. Мало ли какие требования выдвигает та или иная партия? Но, обретя дружбу с фашистами, Ватикан чувствовал себя гораздо увереннее. В 1926 г. папа Пий XI обратился к французам, указал, что запрещает католикам состоять в «Аксьон Франсез». Она сразу потеряла поддержку французского духовенства, ее стали покидать многие члены.
Кто-то присоединялся в «Фасциям». А в конце 1927 г. отставной лейтенант Морис д’Артой создал еще одну организацию, «Огненные кресты» (или «Боевые кресты»). Изначально предполагалось, что это будет клуб бывших фронтовиков, удостоенных боевых наград. Но «Огненными крестами» заинтересовался крупный парфюмерный фабрикант Франсуа Коти (производитель всемирно известных духов «Коти»), Взялся финансировать, и союз фронтовиков стал разрастаться. При нем появились дочерние структуры «Национальные добровольцы» (военизированные отряды), «Сыновья Огненных крестов» (юношеские организации).
10. Чехословакия
Чехословакия родилась в хитросплетениях предательств. Сперва она предала Австро-Венгрию. В общем-то в составе империи Габсбургов чехам жилось совсем неплохо. Чехия являлась основным промышленным регионом этой державы, функционировали крупнейшие заводы, рудники, шахты. Прага была важнейшим культурным центром. Однако чешские сепаратисты все равно чувствовали себя ущемленными и обделенными. Точнее, сами себя настраивали на чувство обделенности. Настраивали их и масонские организации, силящиеся развалить империю Габсбургов. А позиции масонов в чешской интеллигенции были очень сильны.
Они накручивали сами себя – почему Австрия и Венгрия имеют собственные правительства и парламенты, а Чехия нет? Правда, чехи были представлены в австрийском парламенте, были они среди министров, при дворе, в военном командовании. Но какая разница, «своего» правительства нет! А чешским общественным деятелям тоже хотелось в политику – порулить, поуправлять. Возбуждалось и недовольство: почему Чехия такая культурная, а официальный язык – немецкий? Почему Чехия такая развитая – а должна «тащить на себе» сельскохозяйственную «отсталую» Венгрию? (О том, что Венгрия кормит Чехию, можно было и промолчать.)
Агитация помаленьку делала свое дело. Межнациональная неприязнь нарастала. А на фронтах Первой мировой в составе австро-венгерской армии чешские солдаты стали самыми худшими. Социалисты внушали себе, что не желают воевать за «реакционную» империю, националисты – что не хотят сражаться за немцев с венграми. То и другое становилось уважительным прикрытием для обычной трусости, и нередко чехи при первом удобном случае поднимали руки вверх. Заправилы британской и французской политики заранее сформировали прообраз правительства будущей Чехословакии во главе с видным масонским деятелем Масариком. Кстати, словаки были совсем другим народом, и чешские особенности касались их в гораздо меньшей степени. Однако закулисные архитекторы послевоенного мира разработали именно такой вариант – присоединить словаков к чехам, чтобы государство получилось посильнее.